Санаторий-02. Повести и рассказы о любви
Шрифт:
Одной рукой я стал срывать с себя одежду, оставляя ее лежать на полу за нами, спустил и отбросил ногой брюки и прижался членом к ее ягодицам. Другой рукой не отпускал ее грудь. И когда мы дошли до кровати, на мне тоже ничего не было.
Дама нагнулась и откинула покрывало с постели, но при этом член проскользнул между ее ноги и коснулся женской мокрой промежности. Мамашка вздрогнула. Мне не надо было уже ни слов, ни разрешения. Я взял крепко за ее таз и в той же согнутой до кровати позе проткнул женское сокровище мгновенно и максимально глубоко. И она опять вздрогнула всем телом, о не
Прижимая ее за таз к члену, я вбуравливался и вбуравливался в нее всё глубже с каждым последующим толчком. Сначала в несколько суховатое влагалище, потом она потекла и продвигаться стало легче. Мне было жаль, что она не вздрагивала так, как при моих объятиях и моем проникновении в ее святая святых. Но и не сопротивлялась. И не пыталась как-то изменить позу и положение с опущенными к постели руками.
Не чувствуя и никаких встречных попыток, а еще опасаясь, что проснется ребенок, я ускорялся и ускорялся в темпе. Из ее рта не издавалось никаких звуков кроме участившегося дыхания. А я несколько изогнулся спиной назад, отрывая ее ноги от пола и уже буквально подбрасывая ее на члене.
ВЗРЫВ! – так бы я охарактеризовал свои внутренние ощущения, быстро вытекшие наружу. Еще взрыв и еще несколько взрывов поменьше, послабее.
Я опустил даму и поставил ее на ноги. Но ее ноги словно стали подкашиваться, и она присела на кровать с разворотом.
– Я никогда не изменяла мужу, – прошептала она громко.
Я не стал ничего отвечать и начал одеваться. Дама продолжала молча сидеть голая на кровати, просто свесив руки на колени.
Одевшись, я тихонько вышел из номера и пошел по коридору. Какой-то грузный мужчина почти пробежал мимо навстречу, и я услышал за спиной:
– Милая! Открой своему муженьку, я уже вернулся.
Оглянувшись, я увидел, что он стучался как раз в ту дверь, из которой я меньше минуты назад вышел. «Я никогда не изменяла мужу», – вспомнилось мне. Со вспотевшим лбом я продолжил движение в сторону лифта.
Мастит
– Меня зовут Тайя. У меня здесь в груди затвердело и болит, – она показала мне пальчиком в сторону крупной груди, которая практически не умещалась в маленькие чашечки (я бы даже сказал лепестки) ее лифчика, подвешенные за тонкие веревочки-тесемки.
Узковатые глаза, несколько выступающие скулы, узкие губы и волосы несколько ниже плеч. (Taiyo – японский, как мне потом перевели ее имя, что означает Солнце) Я как-то подумал в тот момент, из какой же части Азии приехала эта раскосая худощавая самка, если она так хорошо говорит на нашем языке.
– Мне надо осмотреть подробно груди. Где я могу помыть руки?
Когда я вернулся, Тайя поднялась с кровати, где она продолжала сидеть под одеялом, и когда одеяло осталось на постели, то оказалось, что она сидит только в одном лифчике без трусов.
– Говорите потише. У меня в соседней комнате спит
– Ребенок с мужем или сам спит? – спросил я, памятуя прошлое посещение ребенка.
– Муж остался у себя на работе. Он посол. Он не может приезжать к нам часто. Ребенок лежит в кроватке, я его еле-еле успокоила. Потому говорите, пожалуйста потише.
Уже стоя передо мной во весь свой небольшой рост, она сняла лифчик и показала тоненьким пальчиком, где болит. Груди были довольно большие для такого маленького женского тела, как у нее. Но ничего не поделаешь, – в период кормления груди иногда вырастают многократно на это время. Как положено, я захватил обе груди в свои руки и начал их ощупывать пальцами и ладонями симметрично, чтобы иметь точно представление о процессах внутри них.
Пальцами, кончиками пальцев я медленно массировал и перебирал миллиметр за миллиметром ее груди, прощупывая как бы проникая своими ощущениями глубоко внутрь. Ее широкие ореолы лежали у меня в ладони, упершись и почти распластавшись в них, – мягкие и практически пустые.
– Вы хорошо потом сцеживаетесь после кормления?
– Почти всегда хорошо сцеживаюсь. Но позавчера мы были с мужем на одном официальном приеме, и я не могла цедиться вовремя. Когда пришла домой, то они обе были твердые и очень болели. Я долго массировала и старалась убрать всё молоко из них. Боюсь, что я была сильно уставшая в тот день, и эту грудь обрабатывала последней и недостаточно хорошо.
– Да, похоже, что вот здесь, – я прижал в одном месте пальцем, и она ойкнула. – Да, здесь есть уплотнение. Но не ильное. И его можно было бы попытаться с помощью массажа и некоторых других манипуляций вернуть в норму.
– Вы могли бы сделать мне соответствующий массаж и манипуляции?
– Массаж могу, а вот манипуляции… – я начал ей массажировать специальными приемами дольки молочной железы. – …А вот манипуляции, думаю, нет.
– Что не дает делать манипуляции? – Тайя морщилась, иногда ойкала при особенно глубоких моих надавливаниях. – Надо что-то привезти из оборудования? Какой-то аппарат?
– Знаете, если Вы имеете в виду молокоотсос, то я ни раз не видел и не читал из них стопроцентно действующие и помогающие. Если бы могли вызвать сюда мужа, то я бы рассказал ему, что надо делать.
– Мой муж в настоящее время летит в двенадцати часах полета от нас. Если он даже развернет самолет, – а это невозможно, – то прилетит и приедет почти через сутки. Я же помру от такой боли за сутки, – и она расплакалась. – А фактически без разворота самолета он сможет приехать только через несколько суток. Если бросит все свои дела. Что надо сделать, чтобы мне стало легче? Может быть, я сама смогу?
– Не-ет, сами Вы не справитесь. После такого массажа, как я делаю, надо было бы отсосать застоявшееся молоко, потом опять массаж и опять отсасывание. До боли в сосках, в груди, в губах мужа.
Японка некоторое время, – только стонала и морщилась, а потом решилась:
– Делайте эту манипуляцию сами. Вы знаете и умеете лучше, чем муж. А он еще и может не согласиться. Да и вернется не скоро. Потому я прошу, делайте сами. Я заплачу так и столько, сколько скажете. К тому же мне надо будет кормить ребенка.