Санаторий-02. Повести и рассказы о любви

Вадим Андреев

Белка начала откидываться назад, и мне пришлось придержать ее за поясницу, чтобы не упала с меня и с дивана. Она, напевая что-то сквозь сомкнутые губы, покачивалась грудной клеткой и головой из стороны в сторону, как-будто исполняя какой-то одной ей известный танец под слышимую одной ей музыку. Потом начала точно так же двигать тазом, – из стороны в сторону. Несмотря на то, что к тому времени в ней торчал уже деревянный кол-член, она продолжала и продолжала исполнять свой танец.

А потом уперлась в мои плечи руками, начала движения вверх-вниз, вверх-вниз, всё ускоряя и ускоряя фрикции. Я уже отпустил из рук ее таз и взял в замок ее грудную клетку, прижав таким образом к себе и тем самым регулируя на подсознательном

уровне амплитуду ее подскоков вверх-вниз, вверх-вниз, чтобы не выпустила член изнутри и при движении вниз не сломала его. В таком положении она двигала уже только тазом, и упиралась с размаху лобком в лобок всё сильнее и сильнее.

– Да кончай же ты! – чуть не заорала она. – Кончай сейчас, и тогда и я кончу.

Я кончил от ее крика практически сразу. И она тоже рыкнула и упала мне на грудную клетку.

– Я очень хочу от тебя забеременеть, – опять зашептала Белка. – Раз уж не смогла от мужа, то это еще лучше, – забеременею от тебя. Не беспокойся, преследовать не буду. Перед отъездом муж всё же переспал со мной. Скажу ему, что понесла от него. И пусть пожизненно платит мне алименты в качестве компенсации такого разочарования. А видеть ребенка, если захочешь, ты сможешь всегда, договоримся, – и ярко так заулыбалась.

«Черт ее знает, что у нее там в голове за завихрения мыслей, но пусть беременеет, если хочет», – подумал я, готовясь к новому совокуплению.

– У меня еще неделя санатория. Потрахаешь меня всю эту неделю?..

Да, уж! Домашняя девочка, такая прилежная студентка, «мамина дочка» – и выпрашивает ее потрахать. Хотя еще почти вся ночь впереди… Тогда держись.

Боком, раком, спиной, лицом, валетом, сверху, снизу, в рот, в пизду, – хорошо, что стонали и кричали не в открытую форточку. После такого каскада в течении несколько часов она еле смогла отдышаться и вырубилась так, что даже членом изнутри не смог разбудить: просто сотрясалась от моих фрикций и храпела.

Утро было идеальное. Мы лежали, обнявшись в постели, и она смотрела на меня с широкой улыбкой.

– Надо было мне за тебя выйти замуж.

– Ну, во-первых, никто пока не смог меня женить на себе. Во-вторых, никто не может сказать, как сложились бы наши отношения в браке. В-третьих, я люблю трахаться и спать отдельно, сам.

– Так ты не женат? А почему все в санатории говорят, что у тебя есть жена и дети?

– И я, и администрация, и сотрудники санатория распространяют такие слухи, чтобы никто не имел на меня виды.

– А я…

– И ты тоже не имей на меня виды в качестве мужа.

– А знаешь, я отблагодарю тебя за эту и другие такие сказочные ночи. Я всем отдыхающим бабам расскажу, какой ты феерический и неутомимый любовник. К тебе же эти бабы в очереди выстроятся на каждую ночь.

Что ей было сказать? Не могу же я отказаться и сказать, что и без ее рекламы у меня постоянно очереди баб и в корпусе, и в кабинете, на пляже, в лесу, на дороге, – везде. Хотя… Пусть рекламирует.

– Ты долго потом меня еще трахал, когда я заснула?

– Ну, было еще несколько раз. А что?

– Мне кажется, что у меня внутри кровавые мозоли. Придется сделать один-два дня перерывы. Хотя нет, я приму обезболивающее. Жалко терять эти дни, благоприятные для зачатия…

Детки и мамашки

И черт меня дернул прийти первый раз в первый номер на зов к больному ребенку. Сочувствие, переживание, сопереживание, человечность…

Придется теперь переквалифицироваться в разведчика и прятаться по чужим номерам, чтобы меня не нашли ни днем, ни ночью. Ведь просил же, чтобы никто от персонала в корпусах не знал, что я медик. Но какая-то зараза проговорилась. Или это работа Белки? Растрезвонила от радости или распирающего собственного удовлетворения? И уволиться теперь не могу согласно контракту. Будут теперь

выстраиваться длинные очереди с детьми в кабинет, окружать и сыпать вопросы в столовой, на беговой дорожке на параллельных курсах, в бассейне на вышке и плавательных дорожках, в спортзале на снарядах, на пляже и везде-везде-везде, где поймают эти «яжмать». И никакие отговорки, что я не педиатр, не помогут. А после осмотра ребенка, будут подставлять свои собственные спины, жопы, грыжи, геморрои, груди и прочие места для осмотра и получения бесплатной консультации. Больше НЕ по необходимости, а преимущественно от скуки, и чтобы занять время. Да и надо же воспользоваться халявой, – это в крови у нашего народа независимо от материального благополучия. И если даже выставить миллионную цену за консультацию, то тем более придут, чтобы потом похвастаться другим, что они ВОТ СТОЛЬКО заплатили.

Я сразу же отгородился (согласовав с Хозяйкой) объявлением на двери (плакатом, который по размерам только слепые не могли не увидеть перед входом), что ВСЕ даже самые легкие недомогания буду отправлять в местную сельскую больницу (с тараканами и клопами). Амбулаторно лечить в санатории не имею права, – только на койке в больнице. И стоимость отдыха удваивается, раз приехали не только с болезнью, но и с «липовой» справкой об идеальном здоровье. Плюс оплата за коммерческие койки в любой больнице, хоть в США. В противном случае, – я так аргументировал своим нанимательницам, – не дадут нам с тобой, Хозяйка, и с тобой, шеф-повар, общаться, и/или будут вытаскивать среди ночи или во время любовной игры из постели обоих или троих.

Но… Вот такие ночные и пред-ночные фокусы время от времени имели место.

Тем более, что этот заезд был сплошь с детьми, сплошь без папаш, нередко с горничными и нянями… И поводов позвать меня к себе или обратиться в кабинет было много.

И всё потому, что у них всех нет: сочувствия, переживания, сопереживания, человечности…

Не спит

– Мой Васечко не спит уже тридцать минут. Я в отчаянии!

– Давайте я пообщаюсь с Вашим Васечко без Вас, и всё будет хорошо. И можно попросить чашку кофе? Ну, пока ребенок заснет, у Вас хватит же времени его заварить, я надеюсь.

– Вы так самонадеян, что я на самом деле пойду и сварю нам двоим кофе, – и высокомерно фыркнувшая мадам «поплыла» на кухню.

Есть такой придуманный лично мной фокус в успокаивании и усыплении маленьких деток. Покачивая пацана медленно и печально, я ладонью накрыл его верхнюю часть лица и прикрыл его веки пальцами. Как бы он не возмущался, как бы он не вырывался, освободить и открыть веки не мог. И заснул в течении почти около минуты. Аккуратно уложил его в кроватку, решил доложиться мамочке и пошел вглубь номера.

Дама стояла боком к большому зеркалу и разглядывала себя так внимательно, что даже не слышала, когда я вошел. Ее одежда была вся спущена ниже ягодиц. И я подошел сзади вообще бесшумно и обнял ее сзади, от чего она вздрогнула всем телом.

– Заснул? – тихо спросила она.

– Да, крепко-крепко, – ответил я, нашарив при этом обе груди и положив на них раскрытые ладони с широко раздвинутыми пальцами.

Мамаша подняла руки к волосам, сколотым в узел. И они упали ей на плечи. Но при этом неудерживаемая больше одежда тоже упала на пол, соскользнув с ее бедер и голеней. Но мамочка словно и не заметила этого, а просто сделала шаг вперед, перешагивая одежду и ведя меня к кровати. Я и не заметил сразу кровать в глубине комнаты в сгущающейся темноте. Теперь она стала видна.