Санджар Непобедимый
Шрифт:
За ужином сдержанно беседовали о последних событиях. Помещик, сухонький, одноглазый человечек с изрытым оспой лицом, нерешительно расспрашивал об эмире, о сражениях в Бухаре, о большевиках. Али–Мардан осторожно и очень туманно упомянул о своих приключениях. Вскользь он заметил, что ему нужна лошадь и два–три провожатых, чтобы, как он сказал, «их величество эмир не был принужден ждать слишком долго нашего возвращения».
Опустившись на корточки, помещик принялся разливать чай. Али–Мардан удобно устроился на паласе и, облокотясь на подушку, лениво следил за движениями хозяина. Посланец эмира предвкушал приятный сон на мягких одеялах — отдых утомленному телу.
— Мой бек, — прервал длинную паузу помещик, — что вам угодно сделать с взысканной по налогу пшеницей?
Любопытство хозяина не понравилось Али–Мардану, и он сухо ответил:
— Мы не думали еще. Маруф займется… Ну, продаст на базаре.
— Простите, бек, но на чем вы ее повезете? Тут наберется пудов триста — триста пятьдесят.
— Дехкане дадут верблюдов…
Помещик совсем невежливо перебил:
— Верблюдов! У местных дехкан не насчитаете и двух голов скота.
— А у вас? Я видел у вас на дворе десятка три.
— Мои верблюды заняты, — уклончиво проговорил хозяин. И вдруг он оживился. — Продайте мне казенную пшеницу. Деньги удобно сложить в хурджун.
Поздно ночью кончился торг. Али–Мардан возмущался непочтительностью помещика, но все же вынужден был уступить зерно за полцены. Дарго Маруф крутился тут же, стонал, охал, протестовал.
В конце концов он даже надерзил:
— Велик бог! И это мусульмане заключают сделку на куплю–продажу?! Я отказываюсь… Бек, вы поступаете, как растерявшаяся утка, ныряющая и головой и задом.
Али–Мардан прикрикнул на Маруфа, но и сам он видел, что помещик все больше наглеет. О почтительных эпитетах, о титулах хозяин дома совсем забыл. Речь шла о барышах, и он больше не церемонился. Помещик, к тому же, отлично понимал, что за спиной Али–Мардана сейчас нет всесильного эмира.
Когда сделка была совершена, хозяин лениво заговорил:
— Я мог бы и не покупать пшеницы. Я хотел помочь вам, господин, в вашем затруднительном положении. Не забывайте, что пшеница останется лежать у меня, а в наши неспокойные времена и рабы поднимают голову.
Упоминание о «рабах, поднимающих головы», неприятно резнуло. Али–Мардан вспомнил о бунте осужденных навечно, и холодные мурашки поползли по спине.
Хозяин, кряхтя, поднялся с паласа.
— Сейчас вернулся из Карнапа верблюжатник Аззам…
— Ну и что?
— Он видел в Змеином ущелье трех или четырех русских в островерхих шапках с красными звездами. У каждого есть винтовка… С ними какой–то молодой узбек, тоже с винтовкой.
От волнения Али–Мардан даже привстал.
— Они сказали Аззаму, — продолжал помещик, что ищут высокого человека, чернобородого, в темном халате… — Он посмотрел на Али–Мардана и добавил совсем равнодушно: — Уж не вас ли, мой бек, они ищут? Кажется, они едут сюда.
— Скорее, Маруф! — закричал Али–Мардан. — Нужно готовиться к отъезду.
Помещик вдруг стал необычайно вежлив и любезен.
— Вы повезете деньги сидящему на высоком престоле, пусть имя его произносится с трепетом. В час утренней молитвы, на рассвете я передам вам деньги. Возьмете лошадь и проводника.
Ночью Али–Мардан проснулся от лая собак. Кто–то в темноте говорил за дверью:
— Большевики в кишлаке. Ищут. Скорее будите бека. За мечетью лошади и Юнус…
Али–Мардан вскочил, начал шарить руками в темноте, разыскивая халат, оружие. Он хрипло закричал:
— Деньги… Приготовьте деньги!
— Скорее, бек, скорее. Сейчас красные воины будут здесь.
— Деньги, говорю вам!
— Вы слышите собака лает уже около дома старшины.
— Деньги приготовьте… Вы…
Помещик вошел в комнату, закрывая полой халата фонарь.
— Дехкане идут сюда, ведут солдат, показывают дорогу к моему дому.
— Зачем? — испуганно спросил Али–Мардан.
— Они кричат, вы слышите их крики: «Схватим эмирских чиновников!»
Он замолк. Далеко в ночи слышался ропот голосов, доносились отдельные выкрики. Толпа приближалась. Вспыхнул над плоскими крышами отблеск красного пламени, по–видимому, зажгли факел.
По кочковатой дороге, спотыкаясь и бормоча проклятья, бежал Али–Мардан, придерживая рукой кобуру маузера. Он добежал до мечети. Прислушался. Крики слышались где–то в стороне. Дарго Маруф исчез. Али–Мардан обошел здание кругом. Ветер шумел в листве карагача. Лошадей не было.
— Юнус! — вполголоса окликнул Мардан.
Никто не отвечал.
— Эй, Юнус! Эй, Маруф!
Где–то недалеко послышалось бряцание затвора винтовки и топот копыт.
— Юнус, сюда! — обрадованно закричал Али–Мардан.
Из темноты густой бас ответил по–русски:
— Кто идет? Стой!..
Али–Мардан прижался спиной к дувалу, замер, будто хотел втиснуться в глину ограды.
— Да тут кладбище, — проговорил другой голос. — Это кому–то не спится в могиле. Эй, Санджар! Поедем к здешнему помещику. Слышишь, как кричат, наверное, там уже все. Там и твоего эмирского выродка найдем.
Стук копыт удалялся. Кто–то по–узбекски сказал: — Вы слышали, он сегодня возомнил себя хозяином кишлака и отобрал в налог всю пшеницу. Если я его поймаю, заставлю пить собственную кровь…
Али–Мардан лег на землю и пополз по обочине улочки, вдоль дувалов. Добравшись до обрыва, он начал спускаться вниз, в овраг. Шум в кишлаке стихал… Потом раздался гул человеческих голосов. Али–Мардан, не разбирая дороги, кинулся в темноту.
VIII
Дряхлый верблюд, с трудом передвигая ноги, шагал по твердой утоптанной дорожке. Временами из его глотки вырывались грустные булькающие звуки. Пронзительно скрипел блок.