Санджар Непобедимый
Шрифт:
— Над бездной гибели ты, Тулпар, один мой друг и хранитель. Друг, держись… Я — как младенец в руках матери… Донеси меня. Не брось мое тело в пучину могилы.
Вздох облегчения вырвался из груди Санджара, когда, наконец, передние ноги Тулпара медленно опустились на карниз. И конь и всадник дышали тяжело, со свистом. Бока Тулпара покрылись клочьями пены.
Только теперь до слуха Санджара дошли свирепые выкрики Ниязбека. Размахивая тяжелым револьвером, он наступал, отчаянно жестикулируя, насколько это было возможно на узком пространстве овринга, на проводников, и проклинал их, на чем свет стоит.
— Ох, господин! Виноваты, господин!
Отмахиваясь от назойливых звуков голоса Ниязбека, Санджар пытался привести в порядок мысли. И только одно он мог вспомнить: где–то и кем–то сказанные слова об овринге в горах Зеравшана. Будто там, на скале, над пропастью высечено:
Будь осторожен, как слезинка на реснице,
От тебя до смерти только шаг.
Наконец Санджар пришел в себя. Потрепав Тулпара по взмокшей шее, он сказал:
— Ну друг! Поехали.
Тулпар шагнул вперед. Тогда Ниязбек, обернувшись, закричал:
— Надо наказать этих мерзавцев!
Слабым жестом руки Санджар махнул вперед.
— Они нарочно покатили камень, чтоб напугать моего Серого, — кричал Ниязбек. — Требую наказания, не то я сам пристрелю их.
Нехотя разжав зубы, Санджар все еще нетвердым голосом сказал:
— Потом поговорим… Пошли.
— Мы не бросили камня, — крикнул пожилой проводник, — мы ничего не делали. Мы шли и шли.
Санджар прервал его.
— Идем! Будем говорить потом!
Караван тронулся. Каждый, проходя над местом, где произошел несчастный случай, с замиранием сердца поглядывал на распластавшийся далеко внизу труп коня.
Вдруг на лицо Санджара упала тень. Он невольно посмотрел вверх. Тяжело взмахивая черным с белыми крыльями, над ущельем кружились громадные птицы. Одна другая… Они спускались все ниже. Не прошло и десяти минут, как множество их уже летало над рекой, над погибшей лошадью. Это были стервятники. Когда отряд заворачивал на скалу, зловещие птицы сидели на горных выступах, все еще не решаясь опуститься вниз и приступить к пиршеству.
— Огонь опалил наши души, когда мы увидели, что смерть подбирается к вам, хозяин, — заговорил проводник, когда отряд выбрался на широкую зеленую поляну.
Держась за стремя, он смотрел на Санджара, и в лице, в глазах его было столько искреннего беспокойства, что сомнения, мелькнувшие на мгновение в голове командира, совершенно исчезли. Санджар с улыбкой слушал взволнованные слова сочувствия и упрека.
— Зачем вы не сошли с коня, таксыр. Часто путь на перевал кончается в раю. А еще у нас в горах говорят: за сотню лучших скакунов не отдавай своих двух ног.
В сжатых губах Санджара почувствовалось нетерпение. Он отвык уже от наставлений.
— Хорошо, братец. Где бы здесь отдохнуть? — прервал горца Кошуба.
Проводник повернулся и сказал:
— Здесь близко.
Крутая тропинка привела к зыбкому мостику, качающемуся над бездонным, сузившимся здесь до нескольких метров, ущельем. Даже Санджар вынужден был слезть с коня и перейти на другую сторону
У скалистого обрыва в тени большого карагача пряталось жилище угольщика — благообразного, крепкого горца с длинной седой бородой. Вся усадьба состояла из бедной, но очень опрятной хижины, на крыше которой стояли аккуратно сложенные башенки кизяка, и овчарни, прилепившейся к огромному, величиной с двухэтажный дом, валуну. Выше, на склоне горы, стоял каменный скелет полуразрушенного мазара.
Пока Кошуба, Санджар и Ниязбек беседовали с угольщиком, Медведь и Джалалов с наслаждением умывались ледяной водой ручья, пахнущей мятой и неуловимой горной свежестью. Медведь намылил голову и лицо и, плюясь розовой пеной, ворчал:
— Нет, тут нечистое дело.
— Думаете, эти горцы?
— Какое там!.. Они нас уважают.
— А камень?
— Я камня не видел.
— Я тоже…
Сложив в мешок мыло, зубную щетку и полотенце, Медведь вручил все это Джалалову и кратко заявил:
— Ну, я пойду. Спросят — скажи, пошел пройтись! проветриться.
Если бы внимание Медведя не было целиком отвлечено крутым и опасным спуском по каменистым осыпям, он заметил бы пробиравшегося вслед за ним среди камней и кустов фисташки, барбариса и горной ольхи одетого во все темное человека. С величайшим интересом человек следил за каждым движением Медведя, чмокая от удивления губами, когда старик ловко и легко пробирался по опасным крутизнам. Сам преследователь не отставал от него ни на шаг, скользя, как тень, и не производя ни малейшего шума. Вскоре эта предосторожность стала излишней, так как внизу, на дне сырого и мрачного ущелья шум бешеного голубого потока полностью заглушал все звуки.
Теперь стало ясно, куда шел Медведь. Очень высоко, чуть заметной чертой на красноватой, вертикально падающей груди горы тянулся овринг, по которому недавно прошел отряд. Прыгая и скользя по захлестываемым водой скользким глыбам, пробираясь местами на четвереньках Медведь, наконец, добрался до цели. Неслышно взмахивая гигантскими крыльями, от туши лошади оторвались безобразные птицы. Массивные, крючковатые клювы и огромные, похожие на железные крючья когти их были запятнаны липкой кровью. Медленно и угрожающе кружились они над человеком, осмелившимся помешать их трапезе, но так и не решились напасть на непрошенного гостя.
Холодок пробежал по спине Медведя и тошнотворное чувство поднялось к горлу, когда он увидел распоротое брюхо недавно еще красивого, горячего, как ветер, коня Ниязбека. Медведь присел на корточки около истерзанной туши животного и начал тщательно осматривать его грудь и шею. К счастью, он поспел во–время, стервятники успели распотрошить только брюхо лошади.
Через минуту Медведь крикнул:
— Я так и знал!
Ни он, и никто другой, конечно, крика этого из–за шума реки не смог услышать, но в то же мгновение Медведь инстинктивно обернулся. Рядом с ним стоял проводник и с любопытством следил за его движениями. Горец улыбнулся, показав в густой заросли бороды ряд ослепительно белых зубов, и, успокоительно закивав головой, наклонился к лошадиной туше. Одним ударом ножа он вспорол кожу мышцы на груди лошади и протянул Медведю небольшой кусочек металла.