Санкция на жизнь
Шрифт:
Пусть этот «монштр» достанется Поребрику. Он его не пропустит.
«Уиндел!» – вспомнил вдруг Стас, резко останавливаясь. Ветер уже был такой сильный, что приходилось придерживаться за гофрированные стенки контейнеров, чтобы не быть затянутым в коловерть, разыгравшуюся возле искореженного шаттла, застрявшего в посадочной шахте.
— Уиндел! — заорал Нужный. Как будто ученый мог услышать его среди такого шума.
Кусок раскаленной обшивки протаранил соседний контейнер. Стас отшатнулся и чуть было не взмыл вверх, подхваченный восходящим потоком. Дышать становилось все трудней.
— Ну извини, мне некогда тебя искать…
Щурясь от ветра, он пошел вперед, цепляясь руками за выступы. Дым постепенно рассеивался, и становилось холоднее – воздух выходил из разгерметизированного ангара все стремительнее.
— Давай-давай, еще немного, — просипел Нужный, подбадривая сам себя. — Не зря же столько дерьма на душу принял…
И тут он увидел, как сквозь рассасывающуюся дымовую завесу проступили две неясные тени. Одна побольше, вторая маленькая, с размытыми длинными конечностями.
Через секунду ветер сдернул завесу из гари, и стало видно, как совершенно голый, залитый кровью Жаквин Уиндел стоит, хищно пригнувшись к полу. Готовый прыгнуть в последний раз, чтобы намертво вцепиться в глотку врага. А напротив – Гарсиа помахивает из стороны в сторону своим острым тесаком, который в тумане показался Стасу продолжением рук.
И когда только они успели найти друг друга посреди этой неразберихи?…
Эти двое даже не заметили, что на небольшой площадке перед входом в зону весового контроля появился еще кто-то. Это была только их арена! Они были поглощены противостоянием, в которое их втравил сумасшедший извращенец-начальник.
Их уже не волновали взрывающиеся баллоны с метаном и уходящие в пространство остатки воздуха.
Между антисоцами «Харона-зеро» пылала ненависть. Она была горячее самой высокотемпературной плазмы и страшнее самого глубокого вакуума. Эта ненависть состояла из миллиардов кусочков убитых надежд так и не повзрослевшего мальчика, угодившего в жестокую изнанку благолепного мира, и одного ужасного разочарования гениального астронома, верившего когда-то в человеческое понимание и силу разума.
Их уже не нужно было стравливать.
Началась цепная реакция жажды смерти. Которая так неожиданно и ярко проявляется именно в тех людях, от коих меньше всего ожидаешь ее в обычных обстоятельствах…
Время словно бы замедлило свое течение для Стаса.
Он видел, как неторопливо переливается на искаженном яростью лице Уиндела отражение вспышки лопнувшего прожектора и как едва заметно отставил правую ступню Гарсиа, чтобы вложить в удар всю свою мальчишескую силу без остатка. Он ощущал, как в спину толкает ветер, норовящий вышвырнуть людишек в мерзлую ночь, навстречу обманчиво тихой харонской «метели». Он краем глаза отмечал распахнувшуюся дверь из отсека персонала и выбежавших оттуда людей в тяжелых боевых скафах с нашивками десантников СКО и громоздким оружием в руках… Кстати, эти-то здесь откуда? Уже глюки мерещатся от недостатка кислорода?
Гарсиа нанес удар одновременно с рывком Уиндела.
Стас что-то закричал, словно хотел звуком остановить беспринципную сталь, сближающуюся с обнаженным телом ученого, больше похожего сейчас на одержимого берсерка.
Выстрелы почти не были слышны в ставшей разреженной атмосфере ангара. Стас лишь заметил, как ярко-желтый венчик на миг раскрылся возле ствола одного из неказистых на вид пулеметов десантников.
Крошечный цветочек смерти с тончайшими огненными лепестками…
Пули отшвырнули Гарсию, как тряпичную куклу.
Неистовый бросок Уиндела так и не достиг цели. Ученый пролетел сквозь пустое место и упал на пол. Он проехал метра два, оставляя кровавые разводы, и врезался в стену.
Сил подняться уже не осталось.
Да и не стоило – ведь противник был повержен…
Когда Стас осторожно спросил Жаквина, что произошло, почему он так хотел убить пацана, с которым их просто-напросто стравили, тот так и не смог ответить.
Каюта была тесной и слабоосвещенной. Нужный, отвыкший от обычной, «земной» силы тяжести, то и дело ворочался на койке, потягивался, хрустел суставами, морщился от ломоты в костях – в общем, что называется, не находил себе места.
Ученый же будто не замечал никакой перемены в гравитации.
Он понуро сидел перед Стасом с перевязанной рукой и многочисленными порезами, замазанными медклеем ультрамаринового цвета. Бледный, растерянный, вовсе непохожий на человека, который недавно готов был душить жертву этими костлявыми пальцами, знавшими раньше только клавиши компьютера и сенсоры научных приборов. В этот момент ему бы как нельзя лучше подошли старомодная шляпа, длиннополый плащ и зонтик. Ведь именно таким он запомнился Стасу, когда они впервые встретились, по разные стороны входной двери уютной квартирки. В центре гостеприимной Москвы.
Как давно это было… Целую жизнь назад.
Жаквин не знал, как истолковать свою безумную вспышку ярости.
Он молчал.
Обычный инстинкт самосохранения не объяснял такого резкого сдвига в психике астронома. Состояние аффекта? Возможно… Да только Нужный навсегда запечатлел в памяти глаза Уиндела в тот момент, когда ученый бросился на Гарсию.
В этих глазах был не страх за собственную жизнь.
Напротив.
В них горело желание убивать. Уничтожать физически…
Словно неожиданно сорвали где-то внутри предохранительную скобу и в кровь хлынул поток тьмы, таившейся до этого в закрытой кладовой души.
Будто кто-то выставил с петель дверь и обнаружил в чулане, который считался пустым, своего брата-близнеца.
Такого же злого и коварного, как он сам.
Одичавшего в своем бесконечном одиночестве.
Глава 4
Наследство мсье Декарта
Солнечная система X. Траверз орбиты Сатурна
Прошлое часто оказывается для человека гораздо важнее и привлекательнее настоящего. Этому есть довольно простое объяснение: текущий момент нельзя переживать снова и снова до тех пор, пока он не станет минувшим. И только лишь на первый взгляд кажется, что это происходит мгновенно.