Санкция на жизнь
Шрифт:
— Ты тоже нисколько не изменился, Егор. — Женщина закрыла глаза и потерла пальцами веки. Поморгала. Снова взглянула на него. — Только юношеские шалости переросли во взрослые.
— Еще бы. Я заматерел.
Они помолчали.
Наручники приятно холодили запястья Егора.
— Фамилию сменила? — наконец спросил он.
— Нет, — ответила она. — Мы же так и не успели официально оформить развод. Да и некогда было…
— Что ж… Стало быть, я могу сейчас потребовать свою законную супругу трахнуть меня? Знаешь, сколько раз я видел во сне за эти годы, как мы трахаемся? Сотни. Тысячи. Я видел, как ты извиваешься на смятых простынях, когда подписывался на контрабандные перевозки, я слышал твои бесстыжие стоны, когда за шлюзом от нехватки кислорода издыхал Неров со своими тупыми псами с «Визора-17». Я чувствовал вкус твоих губ в самые острые моменты жизни… И продолжал безбожно врать себе, что забыл тебя. Продолжал врать. Продолжал врать…
Лабур умолк.
Замер.
Женщина встала и подошла к нему вплотную.
Влепила полновесную пощечину.
Скинула китель.
Распустила волосы.
— Ты чудовище, Егор, — прошептала она, расстегивая холодные кольца наручников.
— Знаю, Вера.
Глава 3
Харонская метель
Солнечная система X. Окрестности Плутона
Жара сменилась холодом. Перепад температуры был столь резок, что автономные системы телеметрии скафандров запищали сигналами тревоги, а компрессор теплообменника аж завибрировал от перегрузки. Стекло шлема изнутри покрылось испариной, отводящие воздушные фильтры мгновенно забились микрокристаллами льда, и дышать стало гораздо труднее – давление внутри скафа возросло.
Еще бы!
Температура среды упала с плюс тридцати до минус двухсот по Цельсию за каких-нибудь пару секунд…
Стас воздал хвалу вакууму, что внешняя оболочка скафов вообще выдержала такой форс-мажор и не рассыпалась в труху. Их нахальный побег мог закончится в один момент. И нелепая смерть от декомпрессии и переохлаждения у самого выхода на поверхность Харона могла бы стать его вполне логичным завершением.
Но скафандры выдержали.
А это означало только одно – шанс на спасение все еще есть…
Перерабатывающий комбинат северным крылом примыкал непосредственно к распределительному пункту. Здесь, по длинному рельсовому перегону, обычно сновали туда-сюда электровагонетки с магнетитовой породой, прошедшей первичную очистку и предназначенной для транспортировки в разные уголки Солнечной. Но сейчас линия была обесточена, и поэтому добраться до погрузочного сектора стартовых площадок оказалось непросто – шутка ли, пробежать пешочком несколько километров по извилистой узкоколейке, вихляющей между отвесными скалами. К тому же запястья тяготили активированные «смертельные обручи», и в любой момент с центрального пульта охраны мог быть послан сигнал на пресечение попытки побега. А это – каюк! Ведь даже небольшой мощности направленного взрыва хватало, чтобы оторвать кисти рук антисоцу. Нужный однажды видел, как одного окровавленного смельчака волокли в лазарет, и разделить судьбу того фраерка ему явно не улыбалось…
Поребрик подбежал к одной из пустых вагонеток и, привалившись плечом, попытался сдвинуть ее с места. Тщетно. Тормозной механизм намертво застопорил колеса: автоматика блокировала всю систему в случае отключения энергии. О том, чтобы разогнать вагонетку, не могло быть и речи.
Здоровяк развел руками: мол, извиняйте, ребятки, — тут помочь ничем не могу.
Стас заскрипел зубами от отчаяния. Волочь на себе полуживого Уиндела через ущелье сквозь харонскую «метель» до самого космодрома было выше его сил. Но иного выхода, кажется, не было.
Они с Поребриком подхватили ученого под руки и, стоная от боли в стертых ногах и смертельно уставших мышцах, потащили его вперед. На разговоры не было времени. Да если бы они и захотели перекинуться парой слов, им пришлось бы делать это при помощи жестов – Стас вывел из строя микрофоны в шлемах скафов, чтобы их не засекли как можно дольше.
Только те, кто не бывал на Хароне, полагают, будто на поверхности этого ледяного шарика не бывает метелей из-за сильно разреженной атмосферы. Очень даже бывает! И страшны они не потоками воздуха – его здесь действительно нет, — а крошечными кусочками породы, которые могут разгоняться до головокружительных скоростей благодаря особенностям местного рисунка магнитных полей.
Дело в том, что около рудных месторождений, где железосодержащие жилы «подбираются» почти вплотную к поверхности, возникают так называемые «вихревые линии», в которых мельчайшие частички феррумитов могут приходить в движение во время пиковых фаз активности аномальных полюсов полярности. Харон – пока единственное крупное небесное тело в Солнечной системе, на котором было замечено это уникальное природное явление… В центральной части жезловидной спирали «вихревых линий» время от времени зарождаются блуждающие зоны сильнейшей магнитной активности. Такое повторяется каждые две-три недели и продолжается около получаса. Феррумитовая «пыльца» начинает циркулировать по силовым линиям поля, подчас разгоняясь до высоких скоростей. Такие харонские «метели» чрезвычайно коварны: мелкие частички могут прошить скафандр насквозь, и тогда – пиши пропало…
Телеметрическая система показывала вихревую опасность – фиксировались нестабильный радиационный фон и пиковая магнитная активность. В любой момент «метель» могла изрешетить антисоцов, решившихся на дерзкий побег.
Шаг. Еще один. Вдох. Шаг…
Воздуха в баллонах осталось на полчаса. Если они не успеют достичь космодрома, то уже никакие «смертельные обручи» и харонская «вьюга» не будут страшны – все трое просто-напросто задохнутся.
Рельсы тянулись четырьмя блестящими полосками, изгибаясь и повторяя плавные повороты ущелья, давным-давно прорубленного в мерзлых скалах мощным промышленным лазером с борта неуклюжего ландшафтно-разработочного корабля. Фонари, вделанные прямо в отвесные стены через каждые сто метров, не разгоняли вечную ночь одинокого спутника Плутона – они лишь беспристрастно высвечивали каждый сантиметр породы, превращая ребристые поверхности в черно-белое месиво. А в небе, сквозь узкую щель между утесами, виднелись звезды. Они не мерцали, как на Земле, потому что здесь практически не было атмосферы. Они таращились на трех смешных человечков своим неподвижным и холодным тысячеоким взглядом.
Шаг. Шаг. Вдох. И снова – шаг…
Стас чувствовал, как его тело наливается свинцовой усталостью с каждым очередным пройденным метром. Безвольный Уиндел оттягивал плечо. Если б не бычья хватка Поребрика, державшего того с другой стороны, — Нужному давно пришлось бы бросить ученого.
В наушниках нудным молоточком стучали сигналы опасности: феррумитовая «метель» могла начаться в любую минуту. Воздух кончался, силы тоже. В глазах периодически темнело от сильнейшего переутомления. Шпалы мелькали под ногами бесконечным частоколом…
«Дышать надо реже», — подумал Стас.
Два шага. И еще два… А вот теперь – вдох…
Первым вылетевшую из-за поворота вагонетку заметил Поребрик. Он молниеносно рванулся в сторону, увлекая за собой тело Уиндела. Оба впечатались в шершавую стену и чуть было не разодрали скафы об острые камни.
Стас успел отпрыгнуть с путей в последний момент…
Грохота тяжеленного контейнера, несущегося на скорости полсотни километров в час, естественно, слышно не было – откуда в безвоздушной пустоте взяться звуковым колебаниям? Лишь едва ощутимая вибрация почвы… Словно в древнем немом кино – картинка есть, но ничего не слышно, кроме треска проектора… Только здесь нет никакого проектора – это счетчик Гейгера зашкалил, и система внешней телеметрии исступленным хрипом в наушниках предупреждает: радиационный фон во много раз превышает местную норму, а значит, вот-вот начнется «метель»… Она не похожа на земную вьюгу… Она больнее… Она пронзает тебя маленькими искорками насквозь… она прокалывает каждый капилляр, и стужа мгновенно сковывает кровь, превращая ее в темный лед…