Сантьяго
Шрифт:
– Тогда почему вы упорствуете? – спросил Каин.
Сантьяго задумчиво посмотрел на него:
– Знаете, Себастьян, у меня такое ощущение, что вы хотели бы видеть меня иным. Обходительным, седовласым старичком, который называет всех «сын мой» и говорит, что до утопии рукой подать, она буквально за поворотом. Это не так. Я упорствую в своей борьбе, потому что вижу – есть ало, которое должно наказать. А альтернатива у борьбы лишь одна – выбросить белый флаг.
Каин предпочел промолчать.
– Если вас интересует философское обоснование моих действий, вы найдете его в моей библиотеке, – продолжал Сантьяго. – Но у меня есть гораздо более простое объяснение.
– Какое же?
Сантьяго хищно улыбнулся:
– Когда кто-то толкает меня, я не остаюсь в долгу.
– Это хорошая черта характера, – признал Каин. – Но…
– Но что?
– Я устал проигрывать.
– Тогда присоединяйтесь ко мне и сражайтесь на нашей стороне.
– Вы уже сказали, что не сможете выиграть.
– Но сие не означает, что я должен проиграть. – Сантьяго помолчал. – Черт, я бы не хотел свергать Демократию, даже если бы мог.
– Почему?
– Во-первых, как я уже и говорил, я не хочу становиться частью общества, против которого борюсь. Во-вторых, потому что Демократия не есть истинное зло, ее нельзя даже назвать насквозь коррумпированной. Это обычное государство, и, как все государства, она принимает решения в интересах большинства. С точки зрения этого самого большинства, то есть избирателей, Демократия – институт, отвечающий основным нормам морали и этики. Эти избиратели, несомненно, полагают, что Демократия имеет полное право расширять свое влияние на Пограничье, пусть и несколько ущемляя права тамошних жителей, если в результате укрепляются позиции Демократии. В долгосрочном плане они, возможно, даже правы. С другой стороны, те из нас, чьи права ущемляются, не должны сидеть, теша себя надеждой, что в конце концов все обернется к лучшему. Мы можем бороться и наносить ответные удары.
– Как? – Каин не отрывал глаз от Сантьяго.
– Прежде всего разобравшись, а кто наш противник, – ответил Сантьяго. – Мы говорим не о военной машине какой-либо планеты. Это Демократия. Она объединяет чуть ли не сотню тысяч планет, и она не изменится, ни за ночь, ни вообще. Если мы причиним им достаточно хлопот, то сможем убедить их в том, что дешевле оставить нас в покое, чем пытаться навязать свою волю. – Он глубоко вдохнул, медленно выдохнул. – В конце концов, кто мы такие, чтобы тратить на нас столько материальных и людских резервов? Горстка никому не нужных, малонаселенных планет.
– Не говоря о том, что планеты эти не объединены в единое целое.
– В этом тоже наша сила.
Каин вопросительно изогнул бровь.
– Вы сомневаетесь? – спросил Сантьяго.
– Я как-то не считал достоинством отсутствие единой организации.
– В каких-то случаях можно с вами согласиться. Но не в нашем. Будь мы организованы, будь у нас армия и флот, централизованное командование, Демократия знала бы, куда надо ударить, и уничтожила бы нас в течение недели. Дело в том, что враг у нас слишком силен, чтобы появился лидер, который выйдет из подполья и призовет людей под свои знамена.
– Но вы-то появились.
Сантьяго хохотнул.
– Я не лидер. Я – удар молнии. Я нападаю, граблю, убиваю, а Демократия заламывает руки и предлагает вознаграждение за голову короля разбойников. – Самодовольная улыбка пробежала по его губам. – Если б они знали, почему я это делаю, если б они могли представить себе, на что я трачу захваченную добычу, они бы направили сюда пятьдесят миллионов человек, которые прочесали бы каждую планету. – Он помолчал. – Я поднаторел в конспирации, но они бы меня нашли. Так что пусть меня принимают за удачливого грабителя, а не удачливого революционера.
– А вы удачливый революционер?
– Вы побывали в медицинском центре. И видели, к чему мы стремимся.
– Врачи могут делать то же самое на любой другой планете.
– Справедливо, – кивнул Сантьяго. – Но врачи не смогут оплачивать функционирование такого комплекса, и, уж конечно, они не станут минировать тот район на Гиперионе, где флот намеревается построить базу.
– Молчаливая Энни говорит, что это случайность.
– А уничтожение миллионов разумных существ тоже случайность? – полюбопытствовал Сантьяго. – Во Внутреннем Пограничье такое повторяется снова и снова. Я пытаюсь убедить их, что есть другой путь.
– Получается?
– Все зависит от вашей точки зрения. Продолжают существовать сотни колоний, которые в противном случае вырезали бы до единого человека. Десятки тысяч людей живут там, где без нас жить бы они не смогли. Несколько инопланетных цивилизаций, ненавидящих человечество, узнали, что люди бывают разные. – Он улыбнулся. – Я бы сказал, что получается. А вот Демократия, возможно, удивляется, зачем мы теряем столько жизней и тратим такие средства ради столь незначительного по ее масштабам результата.
Мужчина лет тридцати – тридцати двух с седой прядью в иссиня-черных волосах вышел из дома, направился к ним.
– В чем дело? – спросил Сантьяго.
Мужчина вопросительно посмотрел на Каина.
– Это Себастьян Каин. Пока он – мой гость, секретов от него у меня нет. – Он повернулся к Каину: – Себастьян, это Хасинто, один из моих самых доверенных помощников.
Каин кивнул.
– Рад познакомиться с вами, мистер Каин. – Хасинто склонил голову и сосредоточил все внимание на Сантьяго. – Уинстон Кчанга отказался выдать нам наши товары.
– Печально. – Сантьяго нахмурился. – Он объяснил причину?
Хасинто пренебрежительно хмыкнул:
– Боюсь, мистер Кчанга более ничем не сможет нам помочь.
Хасинто кивнул и скрылся в доме.
– Полагаю, тут требуются объяснения, – нарушил паузу Сантьяго.
– Это не мое дело, – ответил Каин.
– Надеюсь, в самом ближайшем времени ситуация изменится. Уинстон Кчанга – контрабандист из системы Корвуса. Он заключил с нами договор, получил деньги, а теперь счел возможным его не выполнять. Он, конечно, не знает, что товар предназначен мне, но договоры надо выполнять в любом случае. Печально.