Саоми
Шрифт:
Дверь распахнулась рывком. На пороге, вопреки моим ожиданиям, стояла молодая девушка. Вся ее одежда и даже волосы колыхались так, словно она едва успела затормозить после быстрого бега. Девушка вопросительно посмотрела на кота, потом удивленно — на нас. Улыбка не успела сбежать с ее лица, и даже стала еще шире. Непосредственная, почти детская радость, показалась мне чересчур наигранной, неискренней.
— Заходите, — сказала она, отходя в сторонку. Я вошла следом за котом, и успела заметить, как молодая хозяюшка вытирает о передник перепачканные в муке руки.
— Заходите, — снова повторила
Девушка мне не понравилась сразу. Какая-то слишком доброжелательная, слишком радостная. Оглянувшись, я заметила, что Ярат нерешительно стоит у закрытой двери. Странно. Можно подумать, это не он назвал оборотня братом.
А хозяин этого жилища, видимо, решил не смущать нас (или меня?) превращением, и появился меньше чем через минуту — уже в человеческом облике, полностью одетый, только слегка небрежно, видно, что спешил. Рубашку с широким воротом даже не потрудился зашнуровать, волосы лишь едва приглажены и свободно болтаются за спиной.
— Ну что же вы стоите! Проходите, садитесь, — теперь улыбался и он. — Это моя сестра Нэлия. Единокровная. — Айлан обнял девушку за плечи и добавил, обращаясь уже к ней: — Ну что, будет, чем угостить гостей?
— Нэлия тогда совсем маленькая была, ничего не помнит, — рассказывал Айлан. — И хорошо. Страшное было время. Еще год леса горели, не переставая, мы едва успевали уходить. Да и теперь едва не каждое лето поджигают. Хорошо сюда пожар обычно не доходит. А тогда мы с Нэли ушли далеко и спрятались. Солдаты не нашли. С тех пор и живем тут. Думал, что кроме меня с сестрой никто и не выжил.
— Я тоже думал… — Ярат улыбнулся. Как хорошо все-таки, что он — не последний, как всегда думал сам, и как говорил Учитель, что есть эти двое. Настоящие… Знание грело душу и успокаивало, потому что сам себя настоящим саоми он считать не мог. — А вдруг кто-то еще выжил?
— Вряд ли, — покачал головой Айлан. — Здесь, в горах — только мы с сестрой. Может, кто и спасся, как ты, у чужих людей, но я не могу того знать.
Нэлия поднялась и, прибрав опустошенную тарелку, поставила на стол чашки с горячим отваром. Ярат поблагодарил кивком — отчего-то произнести вслух «спасибо» не получилось. Девушка отошла к плите, ее волосы, распущенные по спине, переливались в отсветах пламени, завораживая… Интересно, а как выглядит она в подобии кошки? Ярат заставил себя отвести глаза и, обхватив ладонями чашку, поднес ко рту. Обоняния коснулся аромат черной смородины. Некоторое время Ярат смотрел на дымящуюся жидкость, потом поставил чашку на стол. С некоторых пор этот запах вызывал у него подозрения. Странно, ведь и в прошлый раз инстинкт молчал, позволил выпить…
Ярат посмотрел на хозяина — уверенный в себе человек, высокий, красивый, настоящий саоми. Нет, от него не стоит ожидать подлости. Ведь это же свои… Хотя Инга тоже будто «своя», что не помешало ей опоить гостя сонным отваром. Правда, у Инги были на то причины — выбирая между семьей и человеком, которого хоть и знала с детства, но считала чужим, она сделала правильный выбор. Жаль, что отвар не подействовал. Только… Ярат поежился, словно от холода — меньше всего на свете хотелось ему попасть в руки императорских слуг живым.
Инга следила за ним, чуть прищурив глаза. Усмехнувшись собственным мыслям, Ярат поднял чашку и принялся пить — глоток за глотком.
Кап-кап-кап…
Единственный звук, от которого можно сойти с ума. Поэтому он старается слушать другие звуки — их не так много, но если приложить ухо к каменной плите…
Холодно, сыро, склизко. Воняет плесенью и гнилью. Первые дни от этой вони выворачивает наизнанку, потом организм свыкается.
Раз в сутки в окошке под дверью появляется миска. Еды ровно столько, чтобы узник не умер от голода, но на восстановление сил молодому телу не хватает катастрофически.
На следующий день пустую миску меняют на полную. Он уже с нетерпением ждет этого момента и почти жалеет тюремщика, вынужденного работать здесь, в подземелье. Тюремщиков двое, они сменяют друг друга. Один из них — вроде бы неплохой человек, второй… второй даже сквозь тяжелую дверь ощущается злом. Узник чувствует его и надеется, что когда настанет время сбежать, на страже будет стоять именно этот.
…Сияющий золотом зал императорского дворца. Учитель, как всегда, сохраняет спокойствие, словно нет приставленного к горлу лезвия, бывших учеников, что держат его за локти, и тяжелых цепей. Императору не нужны дополнительные проблемы, поэтому он принял все меры, чтобы его учитель не сбежал.
Молодой человек в синей мантии стоит перед троном, не опуская головы. Чуть прищуренные голубые глаза смотрят словно сквозь правителя. Обычно подобная наглость не прощается никому, но император — широкоплечий мужчина лет сорока с темными, без седины, волосами, небольшой бородкой и тонкими, аккуратно подстриженными усиками — снисходительно улыбается.
— Значит, ты — саоми? Любопытно. Я ни разу не видел, как вы превращаетесь. Продемонстрируешь?
Никакой реакции.
— Хочешь выглядеть героем, мальчишка? Твое дело. Но если будешь упрямиться, твой учитель не сможет сам взойти на помост перед казнью.
Император усмехается и делает едва заметный знак своим людям. Старый учитель не вздрогнул, перенеся всю тяжесть тела с раненой ноги на здоровую, но лицо молодого узника наконец изменило выражение.
— Он и твой учитель тоже!
— Ты и это знаешь? — император покачал головой. — Впрочем, все равно. Вы оба не выйдете живыми из дворца.
Поднявшись с изукрашенного драгоценными камнями кресла, император медленно подошел к Учителю.
— Ты ведь признал, что я превзошел тебя во всем. Теперь ты мне не нужен, старик. Завтра тебя казнят на главной площади столицы, а этот мальчишка, которого ты посмел взять в обучение после того, как имел честь учить самого императора, будет гнить заживо в подземелье.