Сапер
Шрифт:
На двор вышел мощный, квадратный мужик с пудовыми кулаками. Померялись взглядом. Я демонстративно щелкнул затвором мосинки.
— И шо? — хмыкнул квадратный — Штрелять будешь?
Он еще и шепелявил.
— Стрелять не буду, — покивал я. — А до военкомата Брод дойду. Мобилизация идет, слышал? А такой гарный хлопец у бабы прячется.
— Жинка цэ моя! — набычился мужик — Не ховаюсь я — нема ще повисткы!
— И парашют ваш.
— Наш! — с заминкой ответил «квадратный». Уже не так уверенно. Мне этот шелк до зарезу нужен. Почти четыре года будет длиться
— Пополам, — решился куркуль.
— Треть. — подытожил я.
— Пошли резать, — вздохнул селянин.
В итоге отдал половину. Бродовцы предложили мне с собой солдатский сидор, сало с вареной картошкой, две буханки душистого, только что испеченного хлеба. Я начал обрастать имуществом и едой.
Адам встретил меня неласково:
— Довоевался?!
Санитары опять копали могилы. Две? Рядом с телом Иванко лежал труп пилота.
— Приземлился уже мертвый, — объяснил мне доктор.
Фронт бухал разнокалиберными разрывами уже совсем рядом. Так глядишь, к нам снаряды начнут долетать, надо срочно уходить.
— Миллионы погибнут, — пожал я плечами. — Иванка жалко, но он не послушал приказа. Таких убивают первыми.
Я сам подивился своей черствости. Шаг за шагом я вползал в войну, голова начинала работать совсем по-другому.
— Я не знаю, зачем ты здесь, — Адам понизил голос, отвел меня в сторону. — Но прошу тебя, даже требую. Уходи. Ты подведешь всех нас под монастырь.
— А начнут тебя спрашивать куда я делся что скажешь? — спросил его я.
— Скажу, что убили при налете. Поди проверь.
— Ну смотри…
— Иди к Сталину, — жарко зашептал врач. — Или к наркому Берии. Они тебе поверят! Ты спасешь миллионы!
«Берия, Берия, вышел из доверия
В голове внезапно вылез неуместный стих, которые кричали дети во дворе в пятьдесят третьем:
А товарищ Маленков
Надавал ему пинков..»
— Не поверят, — покачал головой я. — Даже тебе не поверили, а уж мне… И в Кащенко лучше не будет. Да и ее, небось, тоже эвакуируют, когда немцы подойдут к Москве.
— Ой-вэй, что же делать? — взгляда Адама заметался
— Если доберетесь до Киева, требуй отправить вас дальше. В сентябре город падет.
Я кинул Адаму винтовку Иванко, достал из кармана ТТ.
— На, держи. Ночью выставляй охрану, если немцы перережут дороги, уходите дальше к Киеву проселками.
— Не возьму, — Адам почти брезгливо оттолкнул мосинку. — Я некомбатант, мне оружие не положено.
— Да плевать немцам на некомбатантов! — возмутился я. — Они будут расстреливать и мирных жителей, и раненых, и пленных! Когда же ты поумнеешь?!
— Ты пойми, Петр, если я возьму в руки оружие, то я тоже буду как они! — почти крикнул доктор. — Забери винтовку!
— Вспомнишь потом меня, да поздно будет, — вздохнул я.
Я повернулся, закинул сидор за спину и повесил мосинку на плечо. Пошел прочь.
— Эй, Громов!
Я обернулся. Адам подошел ближе, поколебавшись, спросил:
— Я ведь так и не спросил. Как там в будущем? Коммунизм построили?
— Да такой, что и не снилось. Всё, прощай, Соломоныч. Разговоры раньше вести надо было. Надеюсь, что выберетесь, — и я пошел, не глядя назад и не останавливаясь.
После разговора с доктором я первое время шел куда глаза глядят. И только потом, когда прошагал уже больше километра, до меня дошло, что я двигаюсь в сторону фронта. Ноги привычно несли меня к нашим войскам — ими была забита вся дорога от Брод и далее на запад. Танки, подводы, полуторки — Жуков с военачальниками гнал вперед 5-й и 8-й мехкорпуса, стрелковые дивизии.
В какой-то момент я попал в настоящий затор, остановился и задумался. Мне нужны документы. И легализация. Где-то здесь, южнее в районе Буска воюет знакомый 65-й отдельный мотоинженерный батальон. Вместе с 5-м мехкорпусом его раскатают немцы, потом восстановят и меня после ранения отправят туда служить. Что-то забрезжило впереди, но смутно так…
Я сошел с дороги — это оказалось правильным решением, так как через полчаса прилетели Юнкерсы и начали, завывая на пикировании, бомбить колонну — принялся забирать левее.
Перелески сменялись мелкими речками, те уступали место полям и лугам. Не я один двигался по бездорожью — впереди пылили какие-то машины, двуколки. Топали солдатские сапоги. Высоко в небе кружил самолет-разведчик — «Фокке-Вульф». «Раму» никто не трогал — она спокойно нарезала круги, пролетая прямо над нашими головами.
Мной тоже никто не интересовался — я был, как и все, покрыт пылью, нес винтовку и обычный солдатский сидор.
После быстрого перекуса, наконец, дошел до прифронтовой полосы. Выстрелы артиллерии и, лязг моторов слышались все отчетливее, пошли такие привычные, почти родные, воронки от бомб. Сколько я в них прятался — не сосчитать.
И дальше все стало еще хуже. Перепаханный снарядами лесок, горящие танки — советские и немецкие. Бой гремел где-то впереди, я начал останавливать бредущих раненых, спрашивать, где находится 65-й мотоинженерный батальон. Никто не знал, даже делегат связи на окровавленной лошади:
— Не до тебя браток, видишь, немцы жмут. Мы их откинули за Стырь, а они жмут и жмут. Посмотри за рекой.
Но родной 65-й я нашел еще до реки. В небольшом лесочке что-то сильно горело, дым стелился по земле. Я пригнулся и почти ползком добрался до опушки. Дымил немецкий танк Т1. Судя по вони, ему на корму забросили бутылку КС. Рядом валялись трупы фашистов, но наших было больше. Я примкнул штык к мосинке, приготовился.
Но как оказалось зря. Лесок был усеян телами, живых не было. Немцев тоже не наблюдалось. Судя по следам, танки внезапно, прямо с дороги, ворвались в расположение батальона и успели натворить дел — раздавили несколько машин с инструментами, расстреляли бойцов. Даже неглубокие щели, что рыли саперы, не помогли — их утюжили гусеницами.