Сапер
Шрифт:
Я кивнул и ушел. С ужином я давно придумал. Тот самый санитар оказался просто бесценным человеком. Он и сменку мне нашел, и стирку организовал, и рыбы наловил. Или нашел того, кто наловил, не знаю. А только за фляжку с остатками коньяка кто-то сейчас варил уху. Настоящую, не столовскую жижу, а такую, что я на всю жизнь запомню. Это мне санитар Толик пообещал. А я как-то ему поверил. Не должен он меня подвести. Это он мне сначала так представился. Потом признался, что с именем ему крупно «повезло» — сельский батюшка, поругавшись с его дедом,
И правда, не подвел санитар. Когда я его нашел, он и сам наворачивал ушицу. Судя по запаху, варил ее какой-то мастер. Я подумал, что времени достаточно и, набрав еды в котелок, пошел искать Оганесяна. А то хожу тут целый день, а парня вроде как забыл. Ну да ничего, сейчас покормлю его.
Раненый мехвод нашелся быстро. Он меня сам окликнул, когда я заглянул в палатку, в которой вплотную стояло десятка три коек, а некоторые раненые, которым коек не хватило, лежали на полу на носилках. После обработки раны Оганесяну стало получше, по крайней мере, парень уже сидел и хотел есть. Уха из котелка исчезла почти мгновенно. Поговорили немного. Я уже собирался уходить, когда он вдруг спросил:
— А Антонов… не нашелся?
Хотел ответить, что особисты найдут, но не стал. Мне еще самому фильтр проходить.
— Нет, — сухо ответил я. — Я спрашивал, никто его не видел, здесь Антонова точно не было. Ладно, пойду я, выздоравливай.
Вера ждала у себя. Увидев меня, просто показала на стол:
— Ну, где там твой ужин? Я ведь только когда ты спросил, поняла, как я проголодалась. — и с нетерпением спросила: — Что принес?
— Уху, — выставил я на стол котелки. — Сказали, что какая-то умопомрачительная.
Я посмотрел на военврача и понял, что она тоже подготовилась к встрече. Надушилась чем-то цветочным, заколола свои непослушные рыжие волосы зеленой заколкой в тон глазам.
— Да хоть какая, давай уже есть.
Она дала мне ложку, вроде как я в гостях у нее, и я, конечно же, свою из-за голенища доставать не стал.
Ем я эту уху, а спроси у меня, вкусная ли была — не отвечу. Я на нее смотрел. Нет, не пялился, а смотрел, вроде как ненароком. Ела она быстро, но очень аккуратно, ни капельки не проронила. И совершенно беззвучно. Даже в этом она красивая была, в том, как ела эту уху.
А я и поплыл. Второй раз в жизни. Нет, в руках я себя держал, конечно, в глаза не заглядывал, слюну не глотал, в ухо ей не дышал. Но она всё равно как-то это почувствовала. Доела уху эту, отодвинула в сторону котелок, вздохнула довольно. И посмотрела на меня… не знаю, на посторонних, которые просто котелок ухи принесли, так не смотрят. Ну, мне так показалось.
Тут кто-то из раненых закричал. Громко так, видать, сильно хреново ему было. Вера встала и попросила:
— Проведи меня. Пройдемся. Хоть ненадолго, чтобы не слышать это.
Мы вышли из палатки и пошли. Рядом, не спеша. Как отошли метров
— Садись, посидим, поговорим. Куришь?
— Нет.
— Вот и я бросила.
Мы помолчали, наслаждаясь покоем. Ну как покоем? Фронт продолжал грохотать, над головами гудели самолеты — ночники шли бомбить Киев, Харьков, Воронеж…
— Твой армянин, Оганесян, гляжу на поправку пошел — медсестрам под юбки полез.
О как уха, оказывается, на танкиста подействовала.
— Не мой он.
— А чей?
— Бой с ними принял на Хрестиновке, вытаскивал раненых и убитых.
— А остальные где?
— Погибли. Один сбежал по дороге.
— Тоже танкист?
— Ага.
— Ненавижу танки… из-за мужа… он у меня в этой железке сгорел…, — помолчав, произнесла Вера. — Я же после мединститута в хирургию пошла. Интересно было. Училась, оперировала. А потом… Замуж вышла. Старлей, танкист, красавец. Егор. Я его отца оперировала, он как раз в отпуск приехал… Полгода переписывались, а потом он замуж позвал. Вот такие дела. А ты, Петя, как с женой познакомился? Расскажешь?
— Расскажу, — начал я, думая, как бы не сболтнуть чего лишнего в рассказе. — Раз у нас такой разговор пошел. У меня как раз ничего интересного. Мне уже сильно за тридцать было, а я всё в холостяках ходил. То по работе много ездил, некогда было, а потом… не пошло как-то. Ты извини, я не мастер красиво рассказывать. Знакомили меня друзья-приятели, то с одной, то с другой — а они не по мне как-то. Похожу, повстречаюсь, а чувствую — не то.
— Это как в истории про две половинки? — спросила Вера.
— Я читал Платона, это же в «Пире», про андрогинов? — блеснул я знаниями. Знала бы ты, где те знания получены.
— А ты умеешь удивить, — протянула Вера. — На тебя посмотришь, и ни за что не скажешь, что ты мог Платона читать.
Можно было бы пошутить что-нибудь про это, но я не стал, промолчал. Из-за воспоминаний, наверное. Уже и годы прошли, а Нина как живая перед глазами.
— Ты про жену не рассказал, — напомнила Вера.
— Да что рассказывать? Шел домой, а она сидит у дороги и горюет: ехала на велосипеде, цепь слетела, а натянуть обратно не смогла. Я помог, слово за слово, так и познакомились. Встречались недолго, я через пару месяцев ее замуж и позвал. Мы оба люди взрослые уже, папы с мамой рядом не было, сами себя и благословили. Вот и вся история.
— А как… случилось… ты там. у реки говорил… расскажешь? — осторожно, будто боялась что-то испортить, спросила она,
— Потом как-нибудь, извини, — мне и вправду, даже вспоминать об этом лишний раз не хочется. — Не сегодня.
— А я расскажу. Тяжело просто, после сегодняшнего, мне поговорить с кем-нибудь надо. А здесь… не с кем, наверное. Для всех я или начальница, или подчиненная, или врач.
— И только для меня ни то, ни другое, ни третье, — улыбнулся я. — Рассказывай, Вера…