Сапер
Шрифт:
— Вот еще по отчеству меня назови, — оборвала меня она. — Я же не старая еще, ты же видел сегодня, — и засмеялась, почти как тогда у реки, только грустно как-то. — Ладно, слушай. Как замуж вышла, муж меня с собой забрал. Далеко, за Байкал. Он служил, а меня взяли военврачом. Третьего ранга. Сразу в капитаны. А муж у меня — старлей. Я шутила, что он мне подчиняться должен. Начинала в полковом медпункте. Так, ничего особенного. А тут случился Халхин-Гол. Вот мы всей дивизией туда и двинули. Врачей не хватало, меня в медсанбат. А Егора моего — с японцами воевать. А потом… привезли
Я провел. Молча, говорить не хотелось, да и она, наверное, наговорилась. Перед самой своей палаткой она схватила меня за руку, сжала пальцы. А рука у нее сильная, аж хрустнуло у меня что-то.
— Спасибо, Петя, — сказала она. — Спокойной ночи.
На следующий день, разумеется, никаких машин из дивизии не пришло. Я так думаю, что сама дивизия могла быть разбита или раздергана по разным направлениям. Как и весь восьмой мехкорпус.
Аркадий Алексеевич вызвал меня сразу после завтрака. Веры рядом с ним не было, зато позвали нескольких мужчин. Они были вооружены мосинками, имели вполне бравый вид. Двое из пятерки щеголяли значками «Ворошиловский стрелок».
— Петр Николаевич, — военврач поначалу замялся, но потом бодро продолжил. — Вас рекомендовали, как человека, который, что называется, уже понюхал пороха…
Ага, Вера успела поработать с начальником.
— Допустим…, — я решил помолчать, пускай сам говорит, мне лучше послушать.
— Нам срочно нужны машины для эвакуации госпиталя. Я послал связного в штаб, но он пропал. Прошу вас, сходите в Пониковицу, там стояла рота из 8-го мехкорпуса. У них должна быть связь. Вот, даю наших самых боевых товарищей в сопровождение.
Возглавлял товарищей тот самый усатый санитар — Евстолий Тереньтевич, что проявил обо мне такую обширную заботу. Впрочем не бесплатную — пришлось потратить на него и его друзей весь французский коньяк, добытый с пилота.
На выходе из лагеря проходили и Верину палатку. Она стояла, пила что-то горячее из кружки. Увидела меня, улыбнулась.
— Товарищи, — я повернулся к своей новой команде. — Погодите минутку, я сейчас. — и подбежал к Вере.
— Доброе утро, — поздоровалась она. — Будешь какао? Мне тут принесли, я, наверное, сколько не одолею.
— Да меня ждут, — кивнул я на санитаров, уже сворачивающих цыгарки.
— Минуточку всего, — попросила она. — Нагоните потом.
А я особо и не сопротивлялся. Взял поданную Верой кружку, отпил.
Моя команда хмуро курила, поглядывая на меня. Им какао никто не предложил. И красивая женщина им не улыбалась.
Я залпом, обжигаясь, выпил напиток, отдал кружку.
— Спасибо, Вера, за угощение. Пойду я.
— Возвращайтесь, — сказала она и вдруг, встав на цыпочки, поцеловала меня в щеку.
Я подошел к мужикам. Они, как по команде, прекратили курить, начали прятать окурки. Санитар Толик крякнул, подкрутил ус.
— А ты парень не промах, Петр… Ой… товарищ лейтенант!
— Ладно, без чинов пока.
Когда подошли к лесу, я команду остановиться, познакомился со всеми. На одно дело идем всё-таки. Вперед пошел военфельдшер Николай. Оказалось, в селе у него знакомая, к которой он ходил в гости — вот кто у нас “не промах” — и он хорошо знает дорогу.
Когда мы проходили мимо той самой курносой девушки, что опять стояла на посту, я тихо поинтересовался у Евстолия Тереньтевича сильно волновавший меня вопрос: “А где собственно особист медсанбата?”.
Выяснилось, что еще позавчера он умотал в дивизию. А дело было в самостреле. Это позже никто с ними возиться не будет: поймали — расстреляли трусливого дурачка перед строем, и дальше пошли. А сейчас дело новое, с каждым случаем отдельно возятся.
Самострела поймали на сортировке. Его послали в перевязочную и Юра, один из санитаров, что шел с нами, заметил, что стреляли в бойца практически в упор, вокруг входного отверстия остался даже отпечаток ствола. На прямой вопрос паренек сразу признался и начал плакать, просить его не наказывать. Ага, когда это органы у нас не карали по всей строгости пролетарских законов? Особист тут же арестовал пацана и увез его в дивизию.
Всю эту историю Толя рассказывал в лицах, пытаясь показать, как они разоблачали преступника и как самострельщик разоблачения реагировал.
—Теперь ясно, — кивнул я, шикнул на санитаров. — По лесу идем тихо, молча.
Вокруг нас вполне уже могли быть немцы. Я бы вообще с собой взял одного Николая — тот с самого начала как закрыл рот, так и не открывал.
Несмотря на мой запрет разговаривать, мужики все равно время от времени начинали тихо базарить. Что поделаешь: медики, люди насквозь невоенные, хоть ты их в три формы сразу одень.
К разговору я почти не прислушивался, так, следил, чтобы не очень шумно себя вели.
Сквозь самую чащобу, часа за полтора, мы прошли весь лес. Где-то были тропинки, где-то пришлось перебираться через завалы.
Внезапно Николай остановился, повернулся ко мне:
— Почти пришли, — прошептал он. — Пойдемте, посмотрим.
Мы с ним вышли к опушке, спрятались за деревья. Я достал бинокль, отрегулировал резкость. В принципе, всё было хорошо видно и без бинокля: в Пониковицах уже стояли немцы.
Глава 9
Я посмотрел еще раз на пространство между нами и селом, а затем вернулся к нашим.
— В Пониковицах немцы. Скорее всего, вошли недавно, вон, возле дороги еще наша полуторка дымится и вон два танка разбитых. БэТэшки.
— Что же делать? — спросил санитар Толик. — Возвращаться?
— Ага, а лучше сразу пойти и сдаться, — ответил Николай. Что-то между ними было, вон как Евстолий зыркнул на него в ответ.
— Подождите, это мы позже обсудим, — закончил я спор. — Если наших машин нет, то надо брать чужие…