Сапфировый туман

Знаете поговорку: «Всё, что ни делается — к лучшему»? А есть ещё фраза Вольтера: «Всё к лучшему в этом лучшем из миров».

Кто-то может и согласится, а кто-то — нет, но эти слова были моим якорем, за который я держалась всю мою недолгую жизнь.

Меня зовут Маша. Мне двадцать пять лет. Невысокая стройная шатенка с короткой стрижкой. Глаза тёмно-карие, губы бантиком, высокие скулы. Симпатичная, в общем.

Я сирота. Воспитывалась тётей, папиной сводной сестрой. Думаю, что нет особой нужды описывать

трудную долю сиротинушки, тем более, что она таковой у меня не была.

Тётя Лида заменила мне родителей, была моим единственным другом и близким по духу человеком. Она проработала учителем начальных классов столько же, сколько мне лет. А ещё она была одержима любовью к романам, которой заразила и меня.

Правда, в последние годы обе мы поостыли. Тётя тяжело болела и ей трудно было читать. А кинофильмы она считала плохими копиями оригиналов. Я же училась в медицинском институте в городе, и не так часто могла приезжать к ней, чтобы почитать ей. И у самой времени не хватало. Я так жалею, что не была рядом с ней в последние часы её жизни… Тётя запретила мне срываться с выпускных экзаменов. Она так мной гордилась.

Приехала я слишком поздно, в день её похорон. В нашем доме было непривычно людно. Знакомые и незнакомые мне гости разговаривали тихо, боясь нарушить покой умершей. Настолько тихо, что я не разбирала ни слова.

Оглушённое состояние продлилось вплоть до кладбища. Стоя у свежей могилы с огромным количеством свежих цветов, что закрыли полностью весь холм, я с ужасом поняла, что осталась совсем одна в целом свете. Плакала я долго, с надрывом, жалея себя и злясь на родителей, что выехали в дождливую ночь, не дожидаясь утра, на тётю, что так глупо заболела неизлечимой болезнью и бросила меня. На себя, что так и не сказала тёте, что я её люблю и очень ей благодарна.

Опустошённая и печальная пришла домой. В тот вечер я заснула, как убитая. На следующий день убралась в доме, приготовила себе полноценный обед и села читать любовный роман, действие в котором происходило в горной Шотландии.

Я нашла его на тумбочке, рядом с кроватью тёти Лиды. Целый пакет уже ненужных лекарств был вынесен ещё утром, и книга невольно привлекла яркой обложкой с угрюмым мужчиной в килте и мечом за спиной, едущим на коне, что держал хрупкую девушку за талию огромной ладонью.

Зачитавшись, я и не заметила, как наступила ночь. Мне приснился странный сон, как будто я бегу по лесу. По лицу мне били тонкие ветви деревьев, а кусты цеплялись острыми иглами за полы длинного платья. Под ногами лежал толстый слой прелой листвы и извивались змеями толстые корни деревьев. Нет-нет и спотыкалась об них, чуть не падая. Но продолжала бежать, задыхаясь и судорожно рыдая. Останавливаться нельзя. Меня гнал дикий, первобытный страх. Вокруг был густой туман, впереди неизвестность, а сзади доносился шум преследования.

Вскочила я с криком, вся мокрая, с колотящимся о рёбра сердцем. В то же утро уехала в город.

С тех пор уже прошло около года. Интернатуру проходила в больнице скорой медицинской помощи. Мне предложили остаться

в отделении общей хирургии на постоянной основе. Заведующий отделением и по совместительству мой куратор выбрал меня из троих студентов.

Счастлива ли я была? Конечно. Жаль, что мои близкие не дожили, чтобы разделить со мной эту радость.

Первое время после смерти тёти мне было очень трудно. Я жила на съёмной квартире. Можно было пустить в свой дом в посёлке квартирантов, но совесть не позволяла, и я не хотела, чтоб к вещам тёти Лиды кто-нибудь прикасался. Особенно к книгам.

Денег едва хватало на аренду квартиры и на еду, а из одежды давно себе ничего нового не покупала. Всё изменилось, когда я встретила Павла. Впервые я увидела его на операционном столе. Поразила его красота. Заговорили на второй день, когда пришла на обход с лечащим доктором. Я опрашивала, он отвечал, при этом внимательно разглядывая меня и мягко улыбаясь. Было неуютно, и я уходила из палаты смущённой.

В течение десяти дней, что он у нас пролежал, мы подружились. А через месяц после выписки он пришёл с букетом цветов.

Павел был перспективным предпринимателем. Его фирма занималась поставками стройматериалов. До недавнего времени даже не предполагала, что они так быстро расширятся, заключив контракты с зарубежными поставщиками.

Я не стала возражать, когда он предложил мне поселиться у него. Полугодие серьёзных отношений позволяло пойти на такой ответственный шаг. Дом за городом, шикарная квартира в центре города. Отличный автомобиль.

Павел любил и умел хорошо себя преподнести. Высокий стройный брюнет с холодными синими глазами становился нежным и домашним, когда приходил домой. Он с удовольствием мог покушать то, что я ему приготовлю. А мог и потащить в крутой ресторан. Мог прийти домой смертельно усталым и заснуть у меня на коленях на диване перед телевизором, или потащить в страшно дорогой бутик, одеть меня в дорогущее шмотьё и объявиться на какой-нибудь скучной вечеринке в честь кого-то или чего-то.

Так что одна его часть мне безумно нравилась, а другая заставляла нервничать и откровенно пугала.

Незадолго до окончания интернатуры Павел надел мне на палец кольцо. Согласие я не дала, потому что и вопроса не прозвучало.

— Поговорим, когда я вернусь, — сказал он мне тогда и уехал на неделю по делам в Англию.

Прошла не одна неделя, но разговор так и не состоялся. То он был вне доступа, то я постоянно торчала в больнице. Редкий совместный ужин, быстрый перепихон, а утром разбегались.

Сегодня Павел пообещал, что вечером мы закатим праздник на двоих в доме за городом. Это много значило, потому что я знала, что его не прельщает работающая жена, но меня поддерживал. Для меня это было очень важно.

— Я подожду, пока ты созреешь, чтобы стать для меня полноценной женой и будешь принадлежать только мне, — сказал он мне как-то.

Эти слова задели меня тогда, но чувство собственника по отношению к себе всё же польстило. Ведь каждая женщина хочет быть любимой и нужной.