Сапоги императора
Шрифт:
— О-о-о! За что же это батюшка так строго вас наказал?
Андрейка спрятался за мою спину и не ответил. Отозвалась Устя Паньшина:
— Они в тувалете пели гимн, а батюшка их за ухи вытащил!
Дьякон весь содрогнулся, закачался и взорвался смехом:
— Хо-хо-хо! В клозете пели гимн императору? Хо-хо-хо!
От этого громового хохота задребезжали, заныли, застонали стекла в окнах, а портрет императора словно маятник закачался и... упал на пол. Девчонки взвизгнули:
— О-о-й, убьет!
—
Дьякон поднял портрет, огляделся, где бы его поставить, и сунул портрет в шкаф:
— Эко несчастье! У портрета вешалка оборвалась...
В эту минуту дверь в класс приоткрылась и заглянул встревоженный Коронат Александрович:
— Извините, отец дьякон, мне послышалось, будто что-то здесь упало!
Дьякон отозвался:
— Тут, Коронат Александрович, другое дело! Вам отец Петр не сказывал, как сии молодчики распевали в туалете гимн «Боже, царя храни»? Вы слышите? Гимн императору пели в... клозете! Хо-хо-хо! Были бы сии певцы чуть повзрослее и пошли бы в Сибирь!
Директор школы испуганно захлопнул дверь. Дьякон ладонью протер глаза и, все еще улыбаясь, сказал:
— Сейчас, певцы, я ваши голоса послушаю: может, кто-нибудь потом будет состязаться в пении с Федором Шаляпиным. Что на меня так смотрите? Не знаете, кто Шаляпин? О-о, это русская гордость и великая слава. Он певец. Артист. У него такой голосище, какого в мире больше нет!
Я даже вскрикнул от изумления:
— Как это нет? А у вас? У вас голос толще бревна!
Дьякон смутился:
— По сравнению с шаляпинским мой голос — тонкий волос!
И тут же распорядился:
— А ну-ка, мальчики, встаньте на правую сторону, а вы, девочки, на левую!
Мы встали. Дьякон вызвал Андрейку Щицина.
— Удиви нас своим ангельским голосочком! Открой рот шире и тяни: а-а-а-а! Шире рот!
Андрейка завыл во всю силу. Дьякон топнул ногой:
— Хва-тит! У тебя не горло, а дикое ущелье, в коем ветры свистят, звери воют и пресмыкающиеся шуршат... Отойди, оглашенный, к иконе и жди, когда бог даст хороший голос!
Проба голосов проходила быстро: только ученик или ученица затягивали «а-а-а-а-а», как дьякон сразу же обрывал:
— Иди к безголосым! Следующий певец!
Из всего класса хорошим певцом нашелся только Федька Егранов. Дьякон подозвал его к себе:
— Тебя звать-то как? Федькой, что ли?
— Ага, Федькой.
— Ты сын Герасима?
— Да.
— Ну-с, Федька, сын Герасима, тебе надо знать, почему люди сильными голосами поют. Смотри в мою глотку!
Раскрыв преогромнейшую пасть, дьякон так взревел, что Федька испуганно отшатнулся:
— Ой!
Дьякон расхохотался:
— Хо-хо-хо! Испугался? Видел, какое у меня горло? Его можно помелом чистить. Вот и ты свое горло упражняй: а-а-а-а-а-а!.. Ну-с, ладно! Беру тебя в церковный хор, а все остальные свистуны, хрипуны и шептуны пусть продолжают развивать голоса. Пойте, что вам бог на душу положит, авось у каждого годам к шестнадцати-восемнадцати прорежутся настоящие голоса!
Сказав так, дьякон ушел из класса, а мы, свистуны и хрипуны, сговорились голоса развивать. До отказа раскрыли глотки и ну вопить:
— А-а-а-а-а-а...
В класс ворвался Коронат Александрович.
— Пре-кра-тить! Здесь не голодный зверинец, а школа!
Стало тихо-тихо. Директор обвел взглядом класс и спросил:
— А где портрет императора?
Мы молчали.
— Я вас спрашиваю: где портрет?
Отозвалась Устя Паньшина:
— Он упал, и дьякон запер его в шкаф.
Коронат Александрович рванул ручку двери шкафа и заглянул в него:
— Ой, что натворили!
С портрета императора испуганно бежали, соскальзывали и шлепались на пол черные тараканы. За малое время они успели так обсидеть щеки и губы царя, что тот стал казаться рябым.
* * *
Священник долго у нас в классе не бывал, но однажды появился:
— Дети, сегодня вы начинаете изучать священную историю! Но прежде я хочу узнать, говорили ли вам родители, кто сотворил мир?
О мире с Германией толковали в каждой семье: все хотели, чтобы мужики домой с фронта вернулись. Поэтому-то о сотворении мира разговоров почти не было. Теперь, на уроке, Ванька Горшенин вскочил и торопливо ответил:
— Мира, батюшка, все ждут, а его нет! Бабы плачут: мужиков на войне убивают...
Священник шагнул к Ваньке:
— Я спрашиваю не о войне и мире, а о том, кто сотворил небо и землю?
Горшенин молчал. А священник гневно рассуждал:
— Странно! Неужели родители тебе ничего не сказали? Так запомни: мир сотворил господь бог! Ученик Анашкин, ты от деда слыхал, из чего господь сотворил небо и землю?
Мотьке бы лучше промолчать, а он наморщил лоб и стал натужно думать. Подумав, Мотька ответил:
— Бог сотворил мир из красной глины...
— Что-о-о? Не из глины, а из ничего! Понял? Так и деду Ананию скажи: из ни-че-го-о!
Мы священника не поняли: делать чего-то из ничего можно только в сказке! Если бы нам сказку рассказывали, то мы бы поверили... А священник ткнул линейкой в сторону Журавлева:
— А ну, скажи, как господь творил из ничего сей мир?
Серега много раз видел, как плотники строили из бревен избы, амбары, бани: из тесовых досок сколачивали покойникам гробы, но, как из ничего сделать землю и небо, не знал. Молчать же он побоялся и потому зачастил:
— Бог... он, бог-то... он взял топор, пилу, молоток, гвозди и...