Сашенька. Последний год. Записки отца
Шрифт:
Воспоминания о последних месяцах и днях близкого и дорогого человека составляют особую внутреннюю ценность для каждого. Это «святая святых» его души, куда не допускаются посторонние. Горе отделяет от всего мира, замыкает человека в себе, в особом внутреннем пространстве, из которого нет рационального выхода, ибо невосполним, незаменим сам предмет печали – ушедший человек. И ты уже ничего не можешь изменить.
От издателей
Есть события, комментировать или абстрактно рассуждать о которых, по сути, невозможно. Они заведомо
Сейчас, когда для столь многих стерты грани, отделяющие добро и зло, потеряны ориентиры и «все дозволено», – история девятилетней Сашеньки негромко, но властно учит другому отношению, придающему высокий смысл происходящему, даже таким немыслимым трагедиям, как смерть ребенка. Один из тех, кто прочел рукопись, будучи человеком неверующим, неожиданно воскликнул: «Да это же теодицея – оправдание, доказательство Бога!» Быть может, но тогда теодицея особого рода. Доказывающих, убеждающих, красно рассуждающих много. Показывающих – мало, ибо это дается особой ценой подвига жизни. Зато такое свидетельство выше слов, как живой свет – больше и выше самых ярких рассуждений о нем.
Трудно, да и не надо говорить о достоинствах рукописи, ее жанр и тон либо принимаются, либо отвергаются. Это исповедь, которая обращена к сердцу, ответному пониманию другого человека, читателя. Это исповедальный рассказ о тяжелой, смертельной болезни дочери, о победе болезни над телом и конечном ее поражении перед душой и верой. Исповедь не предполагает утайку, приукрашивание. И перед нами реальная картина – с отступлениями, срывами, соблазнами, отчаяниями и искушениями, в которые мы столь часто впадаем в трудные периоды. Тем доверительнее, ближе, ценнее становится для нас подвиг преодоления, развертывающийся на страницах повести. Она зримо показывает, что вера – не музей и не учение, но жизнь и свидетельство, живая жизнь и живое свидетельство, а значит, ей сопутствуют неизбежные ошибки, порой падения, но и, что главное, дерзновение их преодолеть, усилием встать и вновь идти к Богу.
Повесть Н.П. Боброва появилась впервые в журнале «Человек» в 1992 году (№ 4–6). Инициатором напечатания стал член редколлегии журнала С.Л. Воробьев, редактором рукописи – Н.И. Дубровина. Со времени выхода повесть сумела оказать влияние на многих, часто очень разных людей, и поддержать их. Вот, например, выдержка из письма в редакцию («Человек», 1995, № 3, с. 192): «Думаю, что редакции будет важно узнать, что некоторые публикации в „Человеке“ могут порождать у читателей не только размышления, но и конкретные дела на благо и в помощь Человеку. В журнале вышла повесть Н. Боброва. Повесть – не точное определение этого произведения. Пережитое горе от утраты девятилетней младшей дочери, такой красивой, такой талантливой, так любящей жизнь, трагическая летопись онкологического заболевания, уносящего жизнь ребенка, боль воспоминаний и одновременно – пронзительно мудрый взгляд на происходящее вокруг, в своей судьбе, в самом себе, в других – вот малая часть того, что в этой повести, в этих „Записках“. Подумалось, что книгу Н. Боброва издать не по силам. Но вот премия „За стремление к милосердию“ – может быть. Как поощрение, как поддержка тех, кто способен понять, принять чужую боль как свою, откликнуться на нее. Разве в жизни такие люди лично нам, обществу, в котором мы живем и собираемся жить, не нужны?.. В прошлом году в день Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, 30 сентября, впервые была вручена премия „За стремление к милосердию“. С искренним уважением – Лактионова Галина Михайловна, директор Киевского молодежного центра „Вега“».
К настоящему времени (2017 год) в Украине – 40 лауреатов этой премии: педагогов, врачей, социальных работников, воспитателей детских домов семейного типа, родителей-усыновителей, студентов-волонтеров.
Или – другие примеры. Иеромонах одного из старейших православных монастырей, которому попал в руки номер «Человека» с напечатанной повестью, глубоко заинтересовался ею и стал давать повесть как укрепляющее чтение тем, кто колеблется в вере, находится на перепутье, пережил несчастье. Ее прочли многие сотрудники хосписов – медицинских учреждений для крайне больных людей. Одна из сестер рассказывала, что видела однажды над кроваткой тяжело больного ребенка листок со словами из повести, которые выписала мать ребенка для поддержания себя и родных. Врач-онколог, прочтя повесть, сказал, что она должна стать настольной книгой для всех врачей, стремящихся видеть в пациенте человека, а не только организм. Приходили вести и от молодых и здоровых людей, которые писали, что знакомство с повестью помогло им найти силы для выхода из своих душевных кризисов. Думается, это отнюдь не случайно, ибо столкновение с проблемой смерти – это прежде всего повод подумать о своей жизни, изменить отношение к ней.
Отметим еще, что эта повесть под определенным углом может рассматриваться и как рассказ об истории типической, рядовой, поскольку она отражает, входит в скорбный ряд детских смертей, не ею начатый и, к сожалению, не ею оконченный. И в то же время история эта – необычайная по своей полноте, представленности всех этапов, позволившая наглядно сравнить разные подходы в медицине, связавшая многих людей не только в нашей стране, но и в Германии, США, Польше, Украине, Израиле. Она показывает, что нельзя построить жизнь без поисков и отстаивания смысла, превосходящего саму эту жизнь, выходящего за ее пределы, за границы собственно физического бытия.
В 2004 году при поддержке В.В. Миллионщиковой, О.В. Сафуановой, М.К. Гурова повесть вышла отдельной книгой в московском издательстве «Генезис». В 2014 году Г.М. Лактионова исполнила свое давнее намерение и выпустила книгу в Киеве (издательство «Новий друк»). Она закончила свое предисловие к книге такими словами: «Возможно, в очень сложный период, который переживает сейчас Украина, есть особый смысл в издании книги о ценности жизни, ее смысле и той Любви, которая способна преобразить мир, но только если мы сумеем понять, „что есть Любовь“»…
В 2017 году перевод повести вышел в берлинском издательстве Lehmanns. Инициатором немецкого издания книги стали профессора Кристель Манске и Георг Рюкрим. Настоящее, четвертое издание осуществляет издательский дом «Никея».
Адресат издания одновременно предельно широк (это практически любой размышляющий о жизни и смерти человек) и прицельно узок, персонален, личностен (далеко не каждый сейчас действительно нуждается в этой особой теме, настроен на этот тон). Если все-таки попытаться сформулировать наиболее общий адрес, то можно сказать, что эта книга для тех, кто любил, спасал, терял, отвергал себя ради другого; для тех, кто хотел бы познать жизнь в ее предельных глубинах; для тех, кого настоящая или будущая профессия неизбежно столкнет с переживаниями и страданиями людей (медицина, психология, педагогика, душепопечение, право).
Встреча с сокровенным, что живет в каждом, как душа
А.В. Гнездилов,
основатель первого в России хосписа
Наверное, трудно обозначить это произведение как литературный труд. Уж слишком оно пронзительно, слишком правдиво и эмоционально. Мы привыкли скрывать боль, стыдиться своих чувств, избегать гласности своих самых интимных переживаний. Фактически мы относимся к жизни, по Шекспиру, как к сцене. И вот старательно или небрежно строим свой образ, играем свою роль по сюжету, который приняли, и включились в игру. Рядом с нами внешними, объективными всегда присутствует наш двойник. Это наш внутренний ребенок, который то дарит нас неожиданными всплесками радости, то заливает слезами, то хмуро и печально молчит, стараясь сделать вид, что его не существует.
Прочтение истории Сашеньки – это встреча с сокровенным, что живет в каждом из нас, как душа. Можно верить в нее или нет, можно рассуждать, рационализировать, но нельзя от нее отвернуться. Имея опыт общения с уходящими людьми, мы сразу почувствовали эту встречу с внутренним ребенком. Сколько раз сквозь оболочку старости, взрослости, прозаичности на нас устремлялся этот взгляд! В нем горечь страдания и надежда на помощь, отчаяние одиночества и вера, что его призыв «Мама!» не останется без ответа, страх приближающегося неотвратимого конца и предчувствие вечности.