Сашенька. Последний год. Записки отца
Шрифт:
Нет, не помутненное сознание ищет через земных родителей Небесного Отца. И в эти важнейшие моменты перехода или подготовки к нему, когда сознание ценности самой жизни вдруг превращается в ощущение Таинства, Жизнь и Смерть вдруг предстают как сестры, но не как враги, антиподы друг друга. Чудо Жизни и тайна ее переворачивают все наши представления, и как среди самой глубокой ночи мы помним ее и знаем, что есть Солнечный Свет, так душа наша не приемлет конца своего.
Это произведение, такое жгуче-болезненное, не приводит, однако, к отчаянию, несмотря на драматический исход, но, напротив, свидетельствует об очищении через страдание, прозрении, явившемся
Странно, эту книгу нельзя читать дважды. Она, как откровение, переживается единожды. Она несет в себе и удар и благодать одновременно, как молния расщепляет дерево и очищает пространство.
Склоняем головы перед величием переживания. Встретить смерть своего ребенка – едва ли не более страшное испытание, чем собственная кончина. И выйти и вынести из этого опыта не отрицание, но оптимизм дано далеко не заурядной личности. Поверьте искренности, я не собирался анализировать, критиковать или хвалить автора и его произведение. Они не нуждаются в этом. Мне хотелось бы пожать молча руку и поблагодарить за то, что меня приобщили к переживанию сокровенного опыта Души.
«Я буду с вами, смотреть сверху»
Протоиерей Александр Шаргунов
«Смерть и ребенок – несовместимые слова», – пишет отец Сашеньки. Да, смерть и человек – понятия несовместимые. Особенно мучительно умирание талантливой, доброй и красивой девочки. Она так любила петь, танцевать, плавать, играть, рисовать. Ее жизнь как яркий костер, заливаемый водами болезни. Огонь все время борется, пригасает и разгорается вновь, но воды снова и снова обрушивают свой мертвящий поток. Есть особая тайна в смерти: она не различает ни юных, ни старых, ни добрых, ни злых, ни верующих, ни неверующих. Как сказал поэт:
О, как мы любим лицемеритьИ забываем без трудаТо, что мы в детстве ближе к смерти,Чем в наши зрелые года.Удивляет, как дети вообще выживают. Они кажутся слишком беззащитными для нашей грубой жизни. Церковь говорит, что младенцев особым образом оберегают ангелы. И действительно, взрослые вряд ли могли бы без Божьей помощи ограждать своих детей от опасностей. Чувство жизни, чувство собственного тела у ребенка гораздо ярче, острее, чем у взрослого.
А Сашеньке ее болезнь представлялась в виде капсулы, «получерной-полусине-фиолетовой» – нечистая сила, разрушающая ее. И удивительны ее интуиции в именовании своего Ангела-хранителя. Это «покой», «воля», «сила», «свобода», «ресурсы». Всеми управляет «волшебный ларец» или «центр».
Это таинственная символика постижения своего организма. Той мистической борьбы с болезнью, которая в нем происходила.
Поразительно, что во сне Сашеньке был назван святой, которому она должна особенно молиться. Его имя не было известно ни ей, ни ее близким. Она только запомнила что-то среднее между словами «Лондон» и «гуталин». И когда родители прочитали имена святых, близких к Сашиному дню рождения, она узнала имя Лонгин. И епископ Русской Православной Церкви в Германии, куда ее увезли лечиться, носил имя Лонгин. Впоследствии он ее и отпевал.
Часто, когда ребенок смертельно болен, родители спрашивают себя: что я сделал не так, какой грех совершил? И чувство вины обостряет страдание. Даже ученики Христовы спрашивают Господа: Кто согрешил, он или родители его, что он родился слепым? (Ин. 9: 2.) Для верующего человека очевидно, что болезнь и смерть – прямой результат греха. Однако в случае слепорожденного, который можно приравнять к страданию невинных детей, Христос говорит: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии (Ин. 9: 3).
Не случайно, что Сашенька видела себя во сне распятой на кресте. Это было предопределением, посланным ей свыше. И ребенок проявил удивительное мужество в доверии к Богу. О кресте своем Саша пела незадолго до смерти: «Ты не плачь о смерти сей. Ведь Иисус не плакал, Он не плакал, жизнью Он Своей гордился». И своих близких она старалась утешить словами: «Меня Господь ждет, а вы меня держите». Перекликаясь со словами Христа: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное (Мф. 19: 14).
Наши дети нам не принадлежат. Бог доверил их нам и может в любой момент взять их. Здесь вера испытывается до такой глубины, что тот, кто никогда не переживал подобного, не может иметь об этом представления. И через непомерные страдания Господь может дать подлинную веру. Говорят, что, воспитывая детей, мы учимся у детей. Потому что если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 19: 3).
Дети приходят в этот мир, чтобы в нем было возможно жить. Их присутствие учит нас терпению и пониманию, приближает к Богу. Молитва Церкви об ушедших детях – это молитва о святых. «Еще молимся об упокоении блаженного младенца…» – то есть святого. Уже не о нем молитва, а ему как святому.
Есть особые дети – посланники, они своей короткой жизнью и смертью свидетельствуют о Боге. Глядя на их фотографии, видишь в их глазах и облике что-то общее. Сашенька чем-то похожа на святого мученика царевича Алексея. Та же неизъяснимая глубина, кротость и как бы некоторая снисходительность. Как будто они смотрят уже откуда-то с небес.
Бог выделил этих детей особым Своим доверием. Доверием мученического венца и креста. И родители до конца были у этого креста. Поражает то мужество, с которым Сашенькин отец почти протокольно описывает все этапы болезни своей дочери.
Мы живем во время обесценивания жизни и обесценивания смерти. Одни отгораживаются от реальности смерти, повторяя слова древнего философа: «Пока мы живы – смерти нет, а смерть придет, то нас не будет». Другие пытаются заглушить ужас шуточками: «Пьем – умрем, не пьем – умрем. Лучше пить да умереть, чем не пить да умереть». Третьи кончают жизнь самоубийством. Эвтаназия становится все более узаконенной и возвращает людей ко времени дикарей. На ТВ, которое смотрят почти все, как правило, герои умирают на бегу, на лету, с воплем взрываясь, так что исчезает само понятие последнего слова.