Сашенька. Последний год. Записки отца
Шрифт:
Значение книги в том, что она заставляет задуматься и людей, не знающих Бога, о том, что не может не волновать всех. Несомненно, одна из главных задач человеческой жизни – научиться задавать самые существенные вопросы. Потому что пока мы не задали их, мы не сможем получить ответ. Время нашей жизни коротко, и мы должны использовать его по возможности мудро. И вот мы видим, как иные за предельно короткий срок обретают такую духовную зрелость, какую другие не могут обрести за долгие годы.
Ценность этой книги в том, что она показывает, что значит смерть человека в самом глубоком ее измерении. Хотя смерть, по слову апостола Павла, – последний враг (наш и Божий), ее не следует бояться. Только христианин может встретить смерть осмысленно и даже войти в нее как в победу. Потому что ему дается узнать, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни
Книга показывает, через какую жестокую борьбу со смертью надо пройти, прежде чем достигнуть небесной жизни, для которой создан человек, чтобы открылась ему правда слов: для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение (Флп. 1: 21).
Вера и надежда христианина не означает, что его минует горе, но он, проходя скорбное испытание, вступает в более близкие отношения с Христом Богом и с самым дорогим для него умершим человеком.
Как трудно принять реальность смерти того, кого любим! Когда Христос много раз говорил Своим ученикам, что Он будет предан и распят, они отказывались это слышать. Петр сказал Ему: Да не будет этого с тобой (Мф. 16: 22). Он знал, что Христос говорил истину, но ничего не хотел знать о Его смерти.
Очень часто умирающий ребенок направляет своих родителей к Богу. И это есть не что иное, как отдача жизни за спасение других. Священник, окормляющий детскую больницу, сказал, что редко у взрослых бывает такое глубокое видение тайны смерти, как это бывает у детей: «Дети так открыты к разговору о Боге, и они более бесстрашно говорят о смерти, чем взрослые». Таких детей объединяет какое-то внутреннее знание о жизни и предчувствие своей судьбы.
Хочется привести целиком стихотворение юной Наташи Петуховой, трагически погибшей во время октябрьских событий 1993 года. Как и Сашенька, она принадлежит к числу тех, кто прежде своей мученической кончины взошли на высоту вольного принятия единения с Крестом Христа, смертью поправшего смерть.
Блаженны те, кто, описав свой круг,Уйдет из жизни, не дождавшись срока.Пусть говорят, что слишком уж жестоко —Но я прошу: «Желай мне это, друг!»Они, безумной пролетев стрелой,Взрываются под взглядами вселенной,Минуя пору старости согбенной,Встают зарей кроваво-золотой.Я голову в почтеньи преклоню —Они достойно пали в рукопашной,О них скорбим в застолье бесшабашном,Их поминаем много раз на дню.Их старость тихая не ждет,Их путь лежит в миры иные —Пусть грешники, они святые,Их только Бог у нас берет.Сашенька. Последний год. Записки отца
Носите бремена друг друга, ибо мы есть члены друг друга.
Ибо никто из нас не живет для себя и никто не умирает для себя.
Сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное.
Einer trage des Andern Last, den wir sind Gliederuntereinander.
Denn unser keener lebt sich selber und keener stirbt sich selber.
Es wird verweslich und wird auffer-stehen unverweslich. Es wird ges"agt in Nidrigkeit und wird auferstehen in Herrlichkeit. Es wird ges"agt in Armseligkeit und auferstehen in Kraft. Es wird ges"agt ein nat"urlicher Leib und wird auferstehen ein geistlicher Leib.
17 июля 1991 года [1]
Воспоминания о последних месяцах и днях близкого и дорогого человека составляют особую внутреннюю ценность для каждого. Это «святая святых» его души, куда не допускаются посторонние. Горе отделяет от всего мира, замыкает человека в себе, в особом внутреннем пространстве, из которого нет рационального выхода, ибо невосполним, незаменим сам предмет печали – ушедший человек. И ты уже ничего не можешь изменить, переставить, исправить в этом пространстве. Будет всходить и заходить солнце, будут чередоваться времена года, меняться весь мир и ты сам, а оно так и пребудет все тем же, с той же кроватью, тумбочкой, лекарствами, книгами, ночными криками. Зачем это знать стороннему, да и что он может понять, не входивши в это печальное пространство, не видевши ушедшего, не сострадавши его мукам и последним надеждам. И тем не менее я, похоронивший неделю назад любимую девятилетнюю дочь, начинаю сегодня эти заметки, заведомо зная, что их будут читать и люди сторонние.
1
Здесь и далее – даты написания отрывков текста, как они обозначены в авторской рукописи. – Ред.
18 июля
Почему я это делаю? С человеческой точки зрения не объяснить, ибо опыт и переживания такого рода заведомо не передать словами. Это душевная реальность, к которой можно приобщиться, лишь испытав ее. Кто не испытал потерю ребенка, может лишь согласиться, что это «ужасно», «страшно», «невыносимо» для родителей. Объяснять же другому, как чувствует себя в этом горе человек, бессмысленно, ибо ни один нормальный родитель не может поставить себя на это место. Такого рода постановка, сама мысль о ней противоестественны и потому мгновенно отторгаются родительским сознанием. Трудно представить себя мертвым, умершим. Сделать это в отношении своего ребенка просто невозможно. Я и сейчас не могу сказать, подумать, что мой ребенок умер. Эти два слова не могут стоять рядом. Они всегда порознь, отделены, несовместимы друг с другом. Ребенок не умирает для сознания родителей. Он уходит. Его смех, неповторимые ручки и ножки, движения, голос отпечатаны в тебе, живут, рвутся к воплощению, ждут, когда придет их хозяин и носитель, и будут ждать всегда. Время общения не прошло, но остановилось, замерло, выжидает.
24 июля
В чем природа этой мучительной внутренней невозможности признания факта смерти? Только ли в психологии родителя, в субъективном обмане, в игре защитных сил, в некоем полезном помешательстве, помрачении рассудка, с помощью которого душа ограждает себя от непереносимых иначе страданий? Если бы все сводилось к этому одному, то я бы не взялся за перо. Есть, однако, иное, что побуждает меня к свидетельствованию. За психологической реальностью открывается и другая, и я знаю теперь, что родительское чувство не обманывает. Смерть и ребенок – несовместимые слова. И эта несовместимость – не только субъективно-психологический феномен и не столько он, сколько отражение действительной правды и высшей реальности. Дорогой, страшной ценой дано мне это знание, но, будучи приобретенным, оно уже не может принадлежать мне или только моей семье. Наш ребенок своим мученическим уходом не закрыл, к сожалению, ту страницу книги судеб, где написано – «кончина детей». Горестно думать, но и другим родителям придется переносить это. В надежде на то, что сие малое и слабое свидетельство хоть чуть поддержит хотя бы некоторых из них на их крестном пути, я и пишу эти строки. Да поможет им Господь, как помогал нам, недостойным.
25 июля
Дочь Александра, или коротко Сашенька, Саша родилась в 1981 году. Это наш второй и последний ребенок, вторая девочка в семье. Для каждого родителя дорог свой ребенок, и каждый его похвалит, но наша девочка действительно была особой не по родительскому мнению только, но и многих других людей. Она с малых лет была необыкновенно открыта, доброжелательна, трогательна и естественна в своих действиях – будь то восторг или обида, занятие или шалость. Она излучала свет, притягивала к себе, и каждый общающийся с ней становился лучше, искреннее, добрее. Необыкновенна была ее роль в отношениях наших – малой семьи (матери, сестры, меня) с большой семьей – бабушками, дедушками, дядьями и т. д. Накопленный годами лед недоразумений и обид она растапливала, как весеннее солнышко, улыбаясь и радуясь каждому и вызывая у каждого ответную улыбку и радость. А как она умела сходиться с детьми, как трогательно относилась к своим первым учителям…