Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны
Шрифт:
В прихожей раздался звонок. Трифон Иванович отпрянул от Акулины и заходил по комнате.
– Ну, ты вот что… Кто-то из христославов поздравлять идет, так ты не того… ты не очень… чтобы незаметно было… – говорил он. – Ты уж нежности-то при людях брось и содержи себя как ключница. Да лучше всего, если бы ты ушла к себе в комнату. А то что хорошего как бельмо на глазу торчать!
– Голубчик! – вскинула Акулина умоляющий взор на Трифона Ивановича.
Тот хотел что-то сказать, но было уже поздно. В столовую вошел визитер. Это был тот самый
– С праздником! – раскланивался он, протягивая хозяину руку и кивая Акулине. – Вот и самого тебя застал.
– По рюмочке да закусить… – предложил хозяин.
– Да что по рюмочке! Былое дело. Сегодня уж и то спозаранку две выпил.
– А теперь третью можно. Бог Троицу любит, – откликнулась Акулина.
– Верно, сударыня, а только надо и себя соблюсти. Жена заказывала, чтоб поменьше… В одном доме рюмочку, в другом доме рюмочку – смотришь, и наберется.
– Ну, уж жены, известно… А смотришь, и сами рады выпить. Я сама дама, так уж знаю.
Гость наклонился к Трифону Ивановичу, кивнул на Акулину и спросил:
– Сродственница?
– Да… Из деревни выписал… и теперь держу на манер как бы в ключницах. Вдовый я человек… Хозяйство большое… приказчики… Всех накормить, напоить надо, – отвечал Трифон Иванович.
– Замужняя?
– Да и муж у ней есть, только непутевый.
– Зашибается вином?
– Зашибается.
– Что ж, доброе дело… И тебе хорошо, да и ей ладно.
– Что ж, господин купец? Выпейте же… – прервала его Акулина. – Трифон Иваныч как мужчинского сословия угощать не умеет, а вот вас дама угостит. Пожалуйте по рюмочке… Трифон Иваныч… Пейте и вы… Вы характера смирного, вам можно.
Она налила две рюмки водки.
– Надо уж с хозяюшкой вкупе… – поклонился гость.
– Ну, я дамского… Я вот из бутылки, которая послабже.
Поговорив о том, что перед праздником торговля была плоховата, гость стал уходить. Хозяин вышел провожать его в прихожую. Прощаясь с ним, гость улыбнулся и сказал:
– А важная баба она у тебя… манеристая… И из лица хоть портреты писать.
– Молода маленько. Мне надо бы постарше.
– Толкуй слепой с подлекарем! – подмигнул гость.
– Ты только, бога ради, Василий Иваныч, не подумай, чтобы здесь что-нибудь…
– Ну вот… будто я без понятиев к жизни. Не понимаю я будто, что ты человек вдовый и мужчина в соку.
– Уверяю тебя, что она сродственница, в сватовстве приходится.
– А ты капиталы-то береги… Поприпрятывай… Ведь у тебя племянники есть и племянницы. Да и себе еще понадобятся, коли Бог века продлит. Не век же ведь в лавке будешь торчать, а захочется и на покой.
– Да полно тебе… Какой ты невероятный!
– Нет, я дело говорю. Баба красивая, статная, деликатная… Подластится, да и выманит. Я ведь тебе, как соседу, советую. Двадцать восемь лет мы с тобой на одной линии торгуем, так уж, слава богу… Чего самому недомек, на то другой всегда надоумить может. Давно уж про нее у нас слух в рынке
– Неужто все узнали и процеживают меня?! – всплеснул руками Трифон Иваныч.
– А ты думал как? Шила в мешке не утаишь, а на чужой роток не накинешь платок. Одно могу сказать: баба важная, и вкус у тебя отменный. Сейчас видно, что губа не дура. Прощай.
Трифон Иванович стоял, как ошалелый, и почесывал затылок. В простоте своей душевной он полагал, что об Акулине все еще шито и крыто среди его знакомых и соседей.
Дверь из комнат в прихожую отворилась, и показалась голова Акулины.
– Трифон Иваныч, о чем он так долго разговаривал? – спрашивала она.
– А тебе какое дело! – огрызнулся Трифон Иванович. – Везде свой нос суешь, везде лезешь. Вот хоть бы и давеча тоже… при постороннем человеке… Не могла в своей комнате посидеть. Вылезла, расселась, распустила телеса… Вот-де я какая… Глядите на меня… Вся тут на блюде… Славьте во все колокола.
– Странное дело… Я, кажется, с ним учтиво и самым деликатным манером… – обиделась Акулина. – Даже угощала и все эдакое…
– А вот эдакого-то делать и не следовает.
– Трифон Иваныч… Голубчик… Расскажите вы мне, что он обо мне говорил?
– А тебе какое дело? Что ты, в самом деле, во все дела нос суешь!
– Я хотела послушать у дверей, да вы уж оченно тихо разговаривали. Скажите, не говорил он про меня, что я на новомодную даму похожа?
– Ничего не говорил. У нас свой собственный разговор промеж себя был. А только ты вот что… Вот тебе мой сказ: ты в другой раз при посторонних не лезь, а сиди в своей комнате. Ну, я теперь пойду к сестре и поздравлю ее с праздником, а через час вернусь, – закончил Трифон Иванович, надел на себя парадную, праздничную шубу и ушел из дома.
XV. Нимфа принимает визитера
– Погрызть разве орешков от скуки, – сказала сама себе Акулина, оставшись дома одна, и начала щелкать кедровые орехи, как вдруг в прихожей раздался звонок.
В прихожей чей-то мужской голос спрашивал:
– Дяденька Трифон Иваныч дома?
– Были дома, но сейчас только ушли, – отвечала кухарка Анисья, отворившая дверь. – Через час ладили опять вернуться.
– Неприятно. А я мечтал сделать болгарский переворот рюмки мадеры в рот… И никого из ваших приказчиков дома нет?
– Усидят ли они, батюшка, дома! Похватали наскоро праздничного харча, вырядились, да давай бог ноги…
Акулина приотворила дверь и выглянула в прихожую. В прихожей стоял молодой человек в ильковой шинели нараспашку и в глянцевой шляпе-цилиндре. Она улыбнулась приветливой улыбкой и сказала:
– Трифон Иваныч ушедши свою сестрицу с праздником поздравить, а вы милости просим и без него, потому я дома.
– Мерси, мадам… – поклонился молодой человек и спросил: – Только позвольте прежде опрос сделать: не вы ли та самая Акулина Степановна, о которой слухом земля полнится?