Сатисфакция (сборник)
Шрифт:
И тут секунды за три вы успеваете вспомнить, куда вы ходили на обед, модное место, где не оказалось мест, все остальные места, куда заходили, отчётливо вспоминаете то место, где вам очень понравилось, где вы пили пиво и водку… вспоминаете, как ехали через весь город… вспоминаете сквер, вспоминаете даже, как зовут таксиста. Но не вспоминаете, где оставили портфель. При этом со всей кристальной ясностью и подробно вспоминаете, какие в портфеле лежат важнейшие документы, не подлежащие восстановлению. И вся эта ситуация – либо конец карьеры, либо начало больших неприятностей. И секунд через десять вы почти трезвый, ужасно усталый, весь какой-то обвисший от этой усталости, а главное, страшно
А потому что вы его забыли ещё утром.
И тут происходит удивительное. Знаете, что происходит?!
Наступает счастье!
То есть становится намного лучше, чем в том месте, где всё было так хорошо. Какие нужны условия? Непонятно. Вот так оставил портфель дома и испытал счастье. В другой ситуации можно купить десять портфелей – и никакого счастья… В общем, непонятно какие условия.
А можно к чему-то очень долго готовиться, чего-то сильно ждать, очень долго на какую-то тему думать и в итоге ни черта не почувствовать.
Вот например: вы давно хотели поехать в Париж. Но раньше, давно, это было как-то в принципе невозможно. Потом стало возможно, но не вам. Потом типа стало можно всем, но у вас на это не было денег. Потом какие-то деньги появились, но не стало времени. Потом появилось время, но денег не стало. И как-то долго у вас время и деньги никак не соединялись. А потом вдруг у вас всё срослось. Но в этот момент, когда у вас срослось, срослось у очень многих. И все, у кого срослось, как ломанулись в Париж! А вам стало обидно. Потому что вы не хотите, как все.
А потому что зачем вот эти все едут в Париж? А все едут за каким-то парижским минимумом. Потому что даже те, кто никогда в Париже не был, всё равно знают, чего от Парижа хотеть. Где-то прочитали в книжках, что-то увидели в журналах, что-то слышали от тех, кто там побывал. Короче, есть некий парижский минимум для начала: на завтрак кофе и нежнейшие круассаны, на обед возможны разные варианты, а на ужин шампанское и устрицы, а между всем этим Эйфелева башня, Монмартр, собор Парижской Богоматери и по магазинам.
А вам нужно не это. Вы даже убеждаете себя, что вам этот Париж не нужен. Вам, собственно, нужно в Лувр. Чтобы там, в Лувре, увидеть в подлиннике «Мону Лизу». Потому что вы чувствуете, что «Мона Лиза» с самого детства входит в вашу культурную жизненную программу. И вы не хотите ехать в Париж, как все.
Но при этом, как только у вас срослось, вы со всей остротой ощущаете, что пора эту программу выполнить. Где-то прямо зудит у вас: «Надо в Париж, надо в Париж…».
И тут уже надо идти на компромисс. Придётся ехать в Париж, как все и со всеми. Для вас же отдельный самолёт в Париж не пошлют. У вас ненастолько хорошо всё срослось. И вы идёте в туристическое бюро, покупаете себе поездку в Париж. И как-то идёте по улице, например во вторник, а на следующей неделе в понедельник вам лететь в Париж, идёте после работы усталый по слякотной улице, и вдруг такая мысль приятно кольнёт сердце: «Ой, а ведь в понедельник я буду в Париже!!!» – и от этой мысли плечи разворачиваются, и вы идёте по улице счастливый. А в течение недели вы всем своим знакомым обязательно сообщите по телефону или при встрече: «Нет, дружище, на следующей неделе на рыбалку никак не могу. Еду в Париж!» или «Никак не смогу прийти к вам на день рождения. В Париж улетаю».
А где-нибудь в пятницу, за два дня до вылета в Париж, заходите вы в книжный магазин и покупаете себе какую-нибудь серьёзную книгу какого-нибудь Шопенгауэра, в дорогом переплёте. Знаете зачем? А чтобы читать в Париже. Чтобы сесть в саду Тюильри на скамеечку, открыть Шопенгауэра и самого себя любить и уважать. Ну и кроме Шопенгауэра покупаете ещё маленький русско-французский разговорничек. Так, на всякий случай.
И вот рано утром в понедельник вы позавтракали дома, выпили чаю из любимой чашки с треснутой ручечкой, съели что-то привычное из холодильника. А потом аэропорт, очередь на регистрацию. И вы просите себе место возле иллюминатора, и вот вы уже в самолёте, достаёте Шопенгауэра, и, дескать, я не с вами. А в самолёте полно тех, кто уже сто раз был в Париже, и у них между собой такие разговоры: «Простите, а где вы будете сегодня ужинать?» «Там-то». – «Ой, да вы с ума сошли! Там же сменился шеф-повар. Теперь там совершенно невозможно есть. Я вам порекомендую другое место».
И вы пытаетесь не слушать всех этих пресыщенных знатоков, стараетесь читать Шопенгауэра, но читать не получается, потому что вы всё внимательно слушаете и с удовольствием раздражаетесь. И думаете при этом: «Мне с вами не по пути. Прилечу в Париж и сразу поеду даже не в гостиницу, а сразу в Лувр. Мне этот ваш Париж…».
И так и делаете. И такси долго вас везёт по Парижу, сердце замирает, вы стараетесь не вертеть по сторонам головой, чтобы сохранить ощущение цели приезда. Но головой вертите, и от этого сердце замирает ещё сильней. И вот такси останавливается, и вы из него выходите, и перед вами Лувр.
А ещё такой воздух, такой запах! Дома весна ещё только началась, ещё снег не до конца растаял в тени многоэтажек, ещё холодно и промозгло. А здесь, в Париже, на деревьях уже зеленоватая дымка, уже цветы на клумбах. Уже какие-то бегонии здоровенные, и ещё какие-то маленькие цветочки. А главное – Лувр! И вы заходите в Лувр…
А там ни черта не понятно. И он оказывается такой здоровенный. И в нём оказывается так много всего, кроме «Моны Лизы». А в путеводителе ни черта не понятно.
Но у вас же с собой русско-французский разговорник. И вы находите в нём нужный вопрос, выбираете подходящего француза, подходите к нему и, водя пальцем по страничке разговорника, читаете: «Экскьюзе муа…»
И в этот момент вы догадываетесь, что вопрос-то вы, конечно, зададите, но вам же на него ответят! То есть более бессмысленной книжки вы лично не держали в руках.
А потом уже самостоятельно вы бегаете по Лувру и уже сомневаетесь, что найдёте то, что ищете, но вдруг в одном из залов вы видите наибольшее скопление японских туристов, и, как только вы это увидели, японцы удивительным образом как-то сдвинулись в сторону. И из руки выпадает путеводитель по Лувру. И вы видите ЕЁ. И вы идёте к НЕЙ.
И вы стоите перед ней, а она такая маленькая, и до неё какой-то метр или даже девяносто восемь сантиметров.
И вы стоите перед ней и думаете: «Ну?!……… Это она……… Ты хотел? Пожалуйста!……… Это она!……… Другой нету……… Давай, чувствуй!…….. Давай чувствуй, падла! Это же рисовал лично ОН! Ты вот это и хотел увидеть! Что ты хотел почувствовать?! Так давай, чувствуй! Ты вспомни, падла, сколько ты заплатил денег за билеты до Парижа!»
Вас начинают уже отталкивать, теснить, кругом японцы. И вы чувствуете, что ни черта не почувствовали, и думаете так: «Что-то ни черта не почувствовал! Но, может быть, просто стресс. Всё-таки утром проснулся у себя дома, утром ещё пил чай из любимой чашки с треснутой ручечкой, а потом самолёт, Лувр, японцы. Значит так… Сейчас поеду в гостиницу, приму душ, перекушу, почитаю Шопенгауэра, высплюсь, и с утра только чёрный кофе. Не дай бог никаких круассанов, а потом, к открытию, в Лувр. Теперь я знаю, где она находится, обгоню японцев и хотя бы немного побуду с ней один на один на свежую голову. И тогда обязательно почувствую».