Шрифт:
«Блажен, кто мир сей посетил,
В его минуты роковые…»
Ф. Тютчев
Предисловие
Солнце ещё не взошло, но уже были различимы все курганы и далекая, похожая на облако, Саур-Могила с покрытой легким туманом вершиной.
Если подняться на нее, то оттуда видна равнина, такая же волнующая и безграничная, как небо,
Только здесь понятно, как много видела и знала древняя Могила на своем веку, осязая собою время и пространство.
Она зрила племена скифов и сармат, сходившихся в ковыльных степях в жарких, братоубийственных сечах, греческие когорты и железные римские легионы, пытавшиеся объять необъятное, тьмы и тумены так и не дошедших до «последнего моря» грозных монголов.
Слышала она пальбу запорожских мушкетов и вой ядер турецких пушек, звон шашек красной и белой конницы, рев танковых моторов группы армий «Центр» и праздничный салют Великой Победы, а потом все надолго стихло.
Каждую весну зеленый простор у подножия Могилы алел россыпями полевых маков, летом по нему гуляли серебряные волны ковыля, а осенью и зимой пел песни летящий вдаль ветер.
И над всем этим, в мирном небе, величаво парил беркут.
Сильная и гордая степная птица. Превыше всего ценящая свободу.
Часть 1. На рубеже веков
Глава 1. Дорога к дому
«Прощай, не горюй,
Напрасно слез не лей,
Лишь крепче поцелуй!
Когда сойдем мы с кораблей!..»
бодро орали магнитофоны в разных местах перрона, где шла посадка на скорый Мурманск – Москва, в омытые майским дождем, блестящие вагоны.
На Кольском шла демобилизация военных, отслуживших свой срок, и в их числе моряков Северного флота.
Их черные группы в бескозырках с муаровыми лентами, щегольских бушлатах и широченных клешах виднелись тут и там, солидно ступая на подножки тамбуров.
В одной из таких, с золотистыми якорьками «штатов»* на рукавах, радостно скалил белые зубы и юморил с проверявшей билеты молодой проводницей, смуглый сержант, с гитарой на плече и небольшим чемоданом.
– Приходи к нам в гости, – подмигивал карим глазом. – Спою тебе песню про любовь.
– Да поднимайся уже, черт! – шутливо огрызалась та. – Обязательно приду, с веником, если начнете куролесить.
– Все будет тип-топ! – рассмеялся кто-то из моряков, и вся компания, исчезнув в проеме двери, бодро зацокала подковками по крашеному металлу пола.
Сержанта звали Сашка Шубин, родом он был из Донбасса и имел сербские корни.
Остальные пять сослуживцев были кто – откуда, необъятных просторов Советского Союза.
Все отлично владели стрелковым и прочими видами оружия, знали вождение,
В прохладных, пахнущих дальней дорогой купе плацкартного вагона, уже шумно располагались другие группы демобилизованных.
Каких тут родов войск, кроме моряков не было!
Ракетчики с аксельбантами на груди, пограничники в зеленых фуражках (один с собакой), танкисты, авиаторы, мотопехотинцы и стройбатовцы.
Морпехи расположились в своем купе, сняв бушлаты, поместили всю хурду* на багажные полки и огляделись.
– М-да, – сказал рыжий старший матрос с жетоном «За дальний поход» на форменке. – Не вагон, а Ноев ковчег. На что многие рассмеялись.
Соседями впереди была десантура, а сзади пограничники со своим «мухтаром», у которого на шее висела медаль, не иначе за службу.
Перед самим отправлением по вагону прошел патруль, старший которого – майор, громко объявил, в Петрозаводске будет второй, для профилактики пьянства и мордобоя
– Кто подорвет престиж Вооруженных Сил, – сказал он, обозрев «дембельский» вагон, – тот будет снят с поезда и помещен на гарнизонную гауптвахту!
– Гафф! – басовито поддержал его, завиляв хвостом, серый друг пограничников.
Ну, тогда счастливого вам пути, – качнул фуражкой начальник патруля, и он последовал дальше.
Спустя короткое время, от головы состава донесся протяжный гудок, по нему пронесся лязг сцепок, и перрон плавно покатил назад.
– Наконец-то, – оживились дембеля.– Давай, машинист, наяривай!
Потом за окнами поплыли окраины столицы Заполярья, поезд сделал объемную дугу, открылась ширь Кольского залива.
Во многих купе моряки с солдатами опустили окна и, высунувшись наружу, замахали бескозырками, беретами и фуражками.
– Прощай Флот! Прощай Армия!
В лица бил ветер. Соленый, морской. И почему-то влажный.
– Ну что, братишки? – вернул окно в исходное коренастый морпех. – Надо отметить такое дело!
– А то! – ответили сразу несколько голосов, и стал накрываться «военно-морской стол». В других купе происходило то же самое.
Многие ребята прибыли на вокзал из дальних гарнизонов полуострова и, как говорят, были с утра « не жрамши».
Вскоре в вагоне запахло армейской тушенкой, копченой рыбой и колбасой, выданными на дорогу.
Имелось в каждом группе и горячительное. Прихваченный с собой в плоских фляжках спирт – ректификат, а еще купленная во время ожидания в городе, продукция ликеро – водочных заводов.
Спустя час, под веселый стук колес, настроение поднялось еще выше, в разных концах вагона грохал веселый смех – началось единение родов войск и многие группы перемешались.
Двое морпехов оказались у соседей – десантников, с теми их единило небо, а два пограничника с братом меньшим (того звали Джек и был он с теленка), прихватив с собой бутылку «Агдама», переместились на их место.