Шрифт:
Ветер ли старое имя развеял?
Нет мне дороги в мой брошенный край…
Если увидеть пытаешься издали, -
Не разглядишь меня…
Друг мой,
Прощай!
(Рабиндранат Тагор «Последняя поэма»)
Как прекрасен этот мир
Сижу на куче
– Оля-ля,– удивляюсь я, продолжая копать дальше.
Сбоку, под яблоней, лежит мой друг Дозор и, высунув язык, наблюдает. Дозор не такой как я, он большой ушастый, ходит на четырех ногах и иногда говорит «гав». Я тоже так умею.
Потом в яме начинает шевелиться песок, она обваливается, и я с удивлением таращу глаза – почему так? Не понимаю.
Дозор длинно зевает, закрывает свои, и опускает голову на лапы.
У! – недовольно говорю я, после чего на заднице съезжаю вниз.
Там встаю, поддергиваю сатиновые трусы и гляжу по сторонам, чем бы еще заняться.
Затененный деревьями, просторный двор у дома пуст (мама за ним копается в огороде), в дальнем конце лениво бродят куры с петухом. Им жарко.
Топая босыми ногами по теплой земле, я направляюсь к колонке у летней кухни, из которой тонкой струйкой льется вода, и подставляю под нее губы. Вода холодная и вкусная, мне приятно.
Потом, мазнув по лицу ладошкой, направляюсь к калитке. На улицу мне выходить нельзя, но через щели в воротах я часто ее рассматриваю. Видно немного, но все равно интересно. То пройдут какие-то незнакомые люди, то пробежит кошка или собака.
Вдруг я вижу, что запор на калитке приподнят. Недавно к нам заходила соседка и неплотно ее прикрыла. Когда ушла.
– А что если выйти? – думаю я, после чего воровато оглядываюсь.
Во дворе все то же самое: друг Дозор спит, куры с петухом ушли в сарай, мамы тоже не наблюдается.
Я тяну кованую рукоятку на себя и выскальзываю наружу.
Затем тихо прикрываю калитку и в восторге открываю рот.
Передо мной улица. Она в два конца, длинная и широкая. По обе стороны, за высокими заборами, беленые дома, перед ними высокие, до неба, деревья.
– Ва! – восхищенно говорю я, растягивая в улыбке губы. На улице я был когда-то давно, у папки на руках, но в тот раз она была белой и холодной.
Больше никаких мыслей в голове нет, вместо них работают ноги. Они выносят меня на середину, в теплую пыль и я с удовольствием шлепаю по ней вперед, туда, куда чуть опускается дорога. По ее обочинам зеленая трава, мне хорошо и хочется шагать дальше.
Ля-ля-ля, – довольно напеваю я, размахивая в такт руками.
Потом улица заканчивается, впереди открывается бескрайняя ширь, я в нерешительности останавливаюсь и сую в рот палец.
Такого никогда не видал, даже на картинках.
С одной стороны,
А между ними та же дорога, но без домов, ей не видно края.
Внезапно сзади слышится какой-то скрип, я оглядываюсь.
Со стороны улицы ко мне подходит какой-то дядька и останавливается.
Он высокий как папка, но с белой головой и чем – то таким же под носом.
А еще у незнакомца одна нога, вместо второй деревяшка.
– Ты чей будешь, пацан? – наклоняется он ко мне.
Я морщу лоб, вспоминая, а потом глядя снизу вверх, отвечаю «мамкин».
– А куда идешь? – следует второй вопрос.
– О! – показываю я пальцем на уходящую вдаль дорогу.
– Все ясно,– шевелит дядька белыми волосами под носом. – Давай руку.
Я протягиваю ему ладонь, он берет ее в свою, и мы скрипим дальше вместе.
Вскоре гора остается позади, дорога опускается вниз, сбоку от нее, среди деревьев, большой дом каких я никогда не видел. Перед ним много цветов и лужайка с качелями, а на открытой веранде сидят какие-то тетки.
Мой спутник толкает рукой железную калитку, и мы идем по каменной дорожке туда.
– Ваш пацан? – говорит он, когда мы поднимаемся по ступеням. – Встретил на дороге.
– Да кто его знает, может и наш, – переглядываются те. – Мы здесь второй день. Практикантки.
– Тогда забирайте, – подталкивает меня вперед дядька. – Да лучше глядите за детьми. После чего уходит.
Затем одна тетка спрашивают, как меня зовут, и я отвечаю, – Лель. Полное имя не выговариваю.
– Ну, тогда умоемся, покушаем и отдыхать, – говорит вторая. – Все другие детки давно спят, а ты болтаешься.
– Ага, – соглашаюсь я, поскольку действительно устал и проголодался.
Далее меня умывают, кормят молочным супом и булкой с компотом, а затем отводят в большой прохладный зал, где в кроватках посапывают много таких как я. Что снова удивляет.
– Ну вот, теперь бай-бай,– укладывают меня на одну из свободных, и я довольно засыпаю.
А в это время там, откуда я ушел, ведется розыск
Закончив окучивать картошку и не обнаружив во дворе чада, мама оббежала на улице всю многочисленную родню.
В результате создается группа поиска.
Баба Степанида с тетей Соней отправляются по Луговой в сторону железнодорожного переезда, на котором, в будке, всегда имеется бдительный дежурный, а мама с бабой Варей спешат в обратную, в направлении старого террикона на окраине.
По дороге, на громыхавшей колесами водовозке им встречается дед Передрей, знающий на поселке всех и каждого.
– Стой, Максимыч, стой! – машет руками баба Варя.
– Тпру! – натягивает тот ременные вожжи. – Здорово кума. Чего надо?