"Савмак"
Шрифт:
Савмак увидел, что солнце успело уже спуститься довольно низко к западному горизонту. Надо было поспешать, чтобы успеть вернуться в Тавану до темноты.
Сбежав с холма к шатру бунчужного десятника Тинкаса, возле которого дожидался на привязи хозяина отдохнувший, подкормившийся, вычищенный и опять залоснившийся отражённым солнечным блеском Ворон, и лежал на траве, по-прежнему в окружении любопытной ребятни, чёрный волк, Савмак потрепал ладонью по тёплой морде и шелковистой шее приветствовавшего его радостным ржанием коня и принялся торопливо его седлать. Смуглолицая Сенона, красавица-жена Тинкаса, сияя приветливой, немного лукавой улыбкой, протянула управившемуся с подпругой юноше его обшитый золотом башлык, сняв его с головы старшего тинкасова сына, и попросила передать горячий привет и поцелуи своим подружкам Ашике и Евноне, ториксаковым жёнам. Смущённо поблагодарив жену бунчужного десятника (от брата он знал, что она была дочерью самого Скилура от одной из рабынь - лет семь назад Тинкас получил её от царя в жёны, победив в состязании лучших скифских силачей; с тех пор он так и не удосужился обзавестись второй женой - ей в помощь, себе в утеху), Савмак нахлобучил на голову башлык, сожалея, что уедет, не попрощавшись с пропавшим куда-то Тинкасом, и уже собирался поднатужась закинуть на круп Ворона тяжёлую волчью тушу, когда, оглянувшись, увидел приближавшихся от холма царевну Сенамотис и Тинкаса с обнажённым мечом в одной руке и толстым пучком стрел - в другой.
– Оставь, я потом подам, - кивнул богатырь в сторону волка.
– Вот тебе подарки от царевича Палака.
– Тинкас протянул Савмаку сперва меч с обложенной золотом и украшенной двумя крупными рубинами рукоятью, а затем стрелы.
– Палак велел спросить, пойдёшь ли ты к нему в дружину, когда он станет царём?
– Конечно, пойду! Передай царевичу Палаку, что это великая честь для меня!
– поспешно заверил десятника обрадованный Савмак, крепко сжав в ладони золотую рукоять царского меча. Благоговейно приложившись вытянутыми губами к зеркальной стали клинка, он вложил палаков подарок в свои пустые ножны, затем опустил в горит наконечниками вниз толстый пучок стрел, накрыл оперения откидной деревянной крышкой, обтянутой красной оленьей кожей и украшенной золотой фигуркой сокола, и застегнул её бронзовой трубчатой застёжкой.
– А вот тебе подарок от меня, - молвила, будто пропела, царевна Сенамотис и протянула Савмаку с очаровательной улыбкой тонкий, острый, как игла, стилет с золотой рукоятью в виде изготовившейся к прыжку на врага пантеры с изумрудными глазами.
– Только гляди, не потеряй его, как прежний!
– Благодарю, царевна. Буду беречь твой подарок пуще глаза, - пообещал смущённый её насмешливым взглядом и завлекательной улыбкой Савмак, принимая из нежных рук царевны остро отточенный кинжал.
– Всего лишь - "благодарю"? Просто - "царевна"? До сих пор все называли меня прекрасной царевной. Или я уже стала недостаточно хороша?!
– притворно возмутилась Сенамотис, вогнав бедного юношу в густую краску.
– Прости мне мою глупость, прекрасная царевна, - попытался он исправить свою оплошность.
– Ну, так и быть - на первый раз прощаю, - смилостивилась царевна.
– А за подарок благодари меня поцелуями в обе щеки.
– Ах, какие у нас мягкие, какие нежные губки!
– восхитилась Сенамотис, когда Савмак, по-прежнему сжимая стилет в правой руке, неловко исполнил её приказ.
– Многие девушки не отказались бы от этаких губок! Ха-ха-ха-ха!
Тем временем Тинкас уложил тушу волка на высокий круп Ворона и привязал его двумя тесёмками за ноги к подпруге, после чего шагнул к совсем уж растерявшемуся от шутливых заигрываний Сенамотис Савмаку. Хлопнув его легонько жёсткими ладонями по плечам, он подтолкнул юношу к коню:
– Ну, давай, братишка, - на коня! Отсюда до твоей Таваны путь не близкий.
Савмак поспешно сунул кинжал царевны в пристёгнутые к левой голени ножны и птицей взлетел на спину жеребца.
– Так смотри же, не забудь про своё обещание!
– напомнила на прощанье царевна.
– Я жду от тебя ответный подарок.
– Она провела ладонью по пушистой шерсти волчьего зада, свисающего слева с савмакова коня.
– Я хочу, чтоб ты сам привёз его мне. Обещаешь?
– Обещаю.
– Вот и славно! Ну, езжай, - отпустила его наконец Сенамотис.
– И не забудь передать от меня привет Ториксаку!
Выехав из царского стана, Савмак бросил короткий прощальный взгляд на бело-золотой царский шатёр на вершине холма и, попустив повод, тронул пятками охотно рванувшегося с места жеребца, погнав его весёлым галопом вдоль левого берега Пасиака к едва видневшимся на дальних кручах зубчатым силуэтам Палакия и Царского города.
8
Отгорел и медленно погас над беззвучной степью малиновый закат. Ночь накинула на хрустальный небосвод своё чёрное, усыпанное алмазами, покрывало. Вот и ещё на один день Скилур и Аттала стали ближе к концу земного пути и уходу в прозрачные небесные дали...
Несмотря на откинутую западную боковину, через которую царь и царица любовались закатом, в шатре было душно: ни малейшее дуновение ветерка не долетало сюда на горку из уснувшей степи. Палак, Сенамотис и Опия давно отправились почивать в свои шатры и кибитки. Только несколько молодых слуг царя и пара старых служанок царицы чутко дремали за пологом в передней части шатра, да двое стражей, как всегда, бесшумно прохаживались снаружи.
Скилуру не спалось. Свинцовая тяжесть навалилась на грудь, стесняя дыхание. Рядом с ним сидела без сна верная Аттала, не сводя любящих глаз с родного лица. Царю захотелось спуститься к реке, услышать мягкий плеск ласкающей берег волны, вдохнуть густого, наполненного речной свежестью воздуха.
Аттала хотела кликнуть слуг, чтоб отнесли царя к реке на медвежьей шкуре, но Скилур остановил её взмахом руки:
– Я устал лежать. Хочу размять ноги. Думаю, у меня ещё хватит сил на сотню шагов до реки.
Аттала молча помогла мужу подняться и, слегка приобняв за талию, вывела его через открытую боковину из шатра. Мигом пробудившиеся слуги, служанки и недреманные стражи тотчас предстали перед ними в ожидании приказаний. Пояснив, что хочет пройтись с царицей к реке, Скилур взял у одного из телохранителей копьё, чтобы опираться на него при ходьбе, и велел никому не сообщать об их отлучке.
– Десятник Тинкас нас убьёт, если мы ему не скажем!
– взмолились воины.
– Ну хорошо, известите Тинкаса, - дозволил Скилур, - но скажите ему, чтоб не поднимал лишнего шума - пусть люди спят.
Лишившийся копья страж бросился к шатру бунчужного десятника, а второй стал помогать царю спускаться по крутой тропинке, поддерживая его под левый локоть. Следом спускалась царица Аттала, за нею слуги несли медвежью шкуру, а служанки - тонкое шерстяное покрывало и подушки.
Едва они спустились с холма, как на пути царя возникла приземистая, широкоплечая фигура Тинкаса, который, похоже, не снимал доспех ни днём, ни ночью. Узнав о желании царя и царицы пройтись к реке, десятник вызвался сам их сопровождать и охранять, иначе завтра царевич Палак ему голову оторвёт.
– Ну ладно, пошли... Огонь не бери - так дойдём.
Следуя по пятам за Тинкасом, через пять минут они оказались на берегу Пасиака. На поверхности воды, казавшейся неподвижной, как в чёрном зеркале отражалось усыпанное яркими звёздами безлунное небо, образуя искристую полосу шагов в двадцать шириной между тёмными, низкими, заросшими осокой и верболозом берегами. Тут и впрямь веяло речной свежестью и прохладой и легче дышалось.
Слуги проворно расстелили медвежью шкуру на пригорке, где указала царица, но царь спустился к самой воде и, спугнув пару лягушек, присел на поросший мягкой травою бережок. Крепко обхватив ладонями воткнутое между ступней тыльной стороной в песок копьё, Скилур замер, неотрывно глядя на покрытую звёздным узором воду. Проследив, как слуги расстелили царскую постель, Аттала беззвучно присела возле застывшего в глубокой задумчивости с полуприкрытыми веждами мужа.