"Савмак"
Шрифт:
Царица Амага не поверила рассказу о коварной речной деве, подозревая, что к гибели сиракского царевича скорее причастна её своенравная дочь, но Аттала выглядела столь искренне удручённой, что Амага не стала доискиваться правды - всё равно ведь содеянного не воротишь...
Когда зарядили холодные осенние дожди, царица Амага с детьми, слугами и всем хозяйством перебралась из ставшей неуютной степи в зимнюю столицу - расположенную на высоком мысу над Меотидой крепость Кремны, где греки выстроили для роксоланских царей просторный, удобный каменный дворец.
Как то в начале зимы, когда Аттала с подругами вернулась с десятком подстреленных зайцев с конной прогулки, её позвала к себе матушка-царица. Амага была занята любимым делом - вышиванием тонкого, замысловатого узора на тёплой шерстяной рубашке, только что сшитой для младшего сына, в чём она была большая мастерица. Подняв глаза на раскрасневшееся с мороза лицо старшей дочери, царица молвила с укором:
– Всё за зайцами гоняешься? В твоём возрасте, моя милочка, уж давно пора детишек нянчить.
Аттала в ответ лишь вздохнула, сразу догадавшись, о чём пойдёт речь. И не ошиблась.
– Сегодня утром вождь Анахит попросил отдать тебя в жёны его старшему сыну Тешубу, который, по его словам, давно вздыхает по тебе.
Заметив сведённые недовольно брови Атталы, царица продолжила, сердито возвысив голос:
– Раз уж не судьба тебе стать царицей сираков, хочешь не хочешь, а придётся выбрать в мужья кого-нибудь из сыновей наших вождей. Не забывай, дочь, что в начале будущей весны тебе будет уже девятнадцать. Все твои подруги-ровесницы давно замужем... Так что мне ответить вождю Анахиту? Пойдёшь за его сына?
– Нет, мама, не пойду!
– Опять "нет"!.. Чего же ты хочешь? Остаться старой девой, как какая-нибудь нищая безродная калека?! Так вот что, моя милая. Ни я, ни твой брат Гатал не позволим тебе и дальше позорить царскую семью. Ежели ты к концу зимы не выберешь себе жениха по нраву - весной выйдешь за того, кого выберу тебе я. Ты поняла?
– Да, матушка, поняла.
– Ну так ступай и подумай хорошенько. Молодой Тешуб тебя любит и, думаю, будет тебе хорошим мужем.
Аттала выбежала из дворца обратно во двор темнее тучи и поймала на себе, быстрый, сверкнувший, как нож, и тотчас отведённый в сторону взгляд Скилура, вываживавшего по двору её заморенного бегом по снежной целине любимого солового мерина. Она и прежде то и дело чувствовала на себе жгучие взгляды своего красивого скифского раба, да и подруги не раз говорили ей с завистливыми смешками, что, когда она не видит, её приручённый царевич не сводит с неё влюблённых глаз. Аттала, смеясь, отвечала, что они ошибаются: скиф глядит на неё не как влюблённый, а как голодный волк на жирную овцу. Только он хорошо знает, что она не овца, а львица, и потому никогда не посмеет напасть.
Задержавшись под примыкающим к дворцовому фасаду навесом, Аттала с минуту наблюдала за Скилуром внимательным оценивающим взглядом, каким ещё ни разу его не удостаивала с памятного дня его неудавшейся казни. Чувствуя на себе острый взгляд молодой хозяйки, словно заподозрившей его в каком-то проступке, юноша так и не осмелился ещё раз бросить взгляд в её сторону, сосредоточив всё внимание на её разгорячённом коне. Так что же всё-таки он таит в своём взгляде - ненависть или... любовь?
Наконец Аттала, натянув поглубже на голову и уши пушистую белую заячью шапку, решительно направилась к своему коню. Ласково потрепав потянувшегося к ней мерина по тёплой морде, она велела Скилуру передать коня другому слуге, а самому идти за ней.
Выйдя за высокую дворцовую ограду (внутри крепости она ходила без телохранителей), царевна, не оглядываясь на шедшего в нескольких шагах позади Скилура, направилась к ближайшей угловой башне. Быстро взбежав по крутым деревянным ступеням на самый верх, она прислонилась животом к каменному ограждению, устремив затуманенный взгляд куда-то в открывшуюся между зубцами неоглядную даль. Бесшумно поднявшийся следом Скилур замер в двух шагах за её правым плечом.
Круглая, сложенная из жёлтых известняковых глыб башня в три человеческих роста высотой, стояла на краю высоченного утёса. К ней почти под прямым углом сходились две более низкие стены, тянувшиеся к другим угловым башням по верху отвесного известнякового мыса, острым клыком вонзившегося с севера в Меотиду.
Над Кремнами в этот день разгулялось зимнее ненастье. Холодный ветер гнал с востока над самым морем тёмно-сизые тучи, из которых на усеянное пенными валами море и стылую мёртвую землю сыпали заряды мокрого лапчатого снега. Но ни Аттала, ни Скилур, казалось, не замечали ни бившего в лицо ледяного ветра, ни залеплявших глаза огромных пушистых снежинок. На стенах и башнях крепости не было видно ни одного стража - роксоланы не опасались здесь в эту ненастную пору никакого врага. Впервые гордая дочь Медосакка и её скифский раб оказались наедине вдалеке от всех.
– В детстве я часто сидела здесь между зубцами, свесив вниз ноги, и часами глядела на море, - чуть слышно призналась Аттала, по-прежнему не сводя задумчивого взгляда с атакующих берег свинцовых валов, и опять надолго замолчала.
– А ведь это ты убил сиракского царевича, - вдруг сказала она, стоя, как и прежде, спиной к Скилуру.
– Да, я... Ты угадала, - признался Скилур после минутного молчания.
– Зачем? Хотел сделать мне больно?
– Я не хотел, чтоб ты стала женой этого сирака.
И вновь между ними повисло тягостное молчание под неумолчный гул доносившегося снизу прибоя. Оба продолжали стоять, не шевелясь, в прежних позах: Аттала, щуря от ветра и снега глаза, сумрачно вглядывалась в невидимый горизонт, где море и небо слились в одну неразличимую мутно-серую пелену, а Скилур прикипел взглядом к её толстой медной косе, ниспадавшей из-под ушастой меховой шапки вдоль короткого коричневого, отороченного по краям рыжим лисьим мехом тулупа по середине спины до самых ягодиц. Наконец Аттала поинтересовалась:
– Как же тебе удалось справиться сразу с тремя?
– Это вышло легко... Дождавшись, когда все в стане уснули, я незаметно просунул голову в шатёр царевича и разбудил его. Два его пса, чутко дремавших у него по бокам, тотчас приставили мне к горлу свои акинаки. Я сказал, что принёс слово от царевны и шепнул в подставленное доверчиво ухо царевича, что моя госпожа ждёт его сейчас на берегу Донапра. Он тут же натянул скифики и поспешил к реке, велев своим дружкам остаться в шатре. Но, как я и думал, верные псы, выждав короткое время, крадучись, пошли за ним, а я - с ножом и топором - за ними. Всё их внимание было обращено вперёд; они стереглись, как бы не попасться на глаза царевичу или его невесте, а нападения сзади вовсе не ждали, при том, что любые звуки заглушал рёв воды на порогах. Два быстрых удара обухом по затылкам - и оба готовы... Ну а царевича, высматривавшего тебя над самым обрывом, я, подкравшись поближе, сразил камнем в голову: он только руками взмахнул, как подбитая птица, и полетел вниз головой с утёса. Затем я сбросил в реку обоих его охранников и спокойно вернулся в табор...