Сбежавшее лето
Шрифт:
Подогнув одну ногу под себя, он стоял, как аист, прислонившись к стене возле мусорных баков.
— Я ведь говорила тебе, что он, когда упал, ушиб ногу,— с упреком сказала Мэри Саймону.
Сама она совершенно об этом забыла.
Она присела и пощупала ногу Кришны. Щиколотка у него опухла, была твердой и гладкой, как яблоко.
— Ему, наверное, даже ходить больно,— сказала она.— Почему ты нам не напомнил?
Но он
— Осталось недалеко,— попытался подбодрить его Саймон.— Перемахнем через стену, а там совсем пустяк.
Чтобы забраться на стену, нужно было влезть на мусорный бак. Саймон проделал все это с ловкостью, а потом, сидя на стене верхом, помог Кришне. Но когда Мэри взобралась на бак, крышка провалилась, и она очутилась по щиколотку в грязной, вонючей жиже.
— Ну и запах! — ухмыльнулся Саймон, когда ей со второй попытки удалось усесться на стене между ними.— Жаль, что нашатырный спирт остался дома,— продолжал он, махая на себя руками и притворяясь, будто падает в обморок.
— Очень остроумно! — огрызнулась Мэри, но Кришна рассмеялся. Он издавал такие высокие и пронзительные звуки, что, только увидев, как он трясется, раскачиваясь взад и вперед, и тихо попискивает, как птенец, они поняли, что он смеется.
Где-то стукнуло окно.
— Тсс... Слезаем,— скомандовал Саймон.
Он спрыгнул во двор по ту сторону стены, протянул руки, чтобы помочь Кришне, и Мэри услышала, как он ухнул под весом Кришны. Потом она спрыгнула сама, почувствовав, как сотряслась у нее каждая косточка.
Там тоже стояли мусорные баки.
— У твоего дяди, наверное, много мусора,— заметила Мэри.
— Он на этом зарабатывает,— усмехнулся Саймон.— Осторожней, здесь ступеньки.
Они очутились на темной площадке, куда выходили дверь и забитое досками окно. Саймон схватился за доски и тихонько их потряс.
— Кем ты себя считаешь?—спросила Мэри.— Тарзаном, что ли?
— Ты угадала,— ответил Саймон.
Он чуть слышно крякнул, и в руках у него оказались две доски. С усмешкой посмотрев на Мэри, он полез в проем, чтобы открыть окно. За ним влез Кришна, потом Мэри. Внутри было темно и пахло мышами.
— Где вы?—спросила Мэри и, вытянув руки, двинулась вперед. Она коснулась сначала пиджака Кришны, который уже высох, но от соленой воды покоробился, потом руки Саймона.
— Тебя-то уж мы не потеряем,— засмеялся Саймон.— Стоит потянуть носом...
— Хватит! — крикнула Мэри.— Что тут смешного? Сто раз повторяешь одно и то же.
Наступило короткое молчание.
— Извини. Дурная привычка,— вздохнул Саймон.
И она поняла, что он обиделся. «Он, наверное, застенчивый,— вдруг пришло ей в голову.— Люди, которые много шутят, часто бывают от природы застенчивыми».
— А свет нельзя зажечь?—спросила она.
— Электричество отключено. Но я принес с собой фонарик.
Появился тонкий, как карандаш, луч света. Стали видны глаза Саймона. Потом он обвел лучом комнату, и Мэри ахнула: кроме того места, где они стояли, вся комната была битком набита статуями: обнаженные женщины, каменные львы, а в одном углу гигантская деревянная фигура женщины в ярко раскрашенных покрывалах. Женщина наклонилась вперед, сложив на груди руки и подняв голову, а глаза ее смотрели куда-то вдаль.
— Это со старого парусника,— объяснил Саймон.
Может, так играл луч карманного фонарика, а может, сама фигура была искусно вырезана, но только Мэри показалось, будто ветер играет золотыми волосами женщины.
— Мне здесь не нравится,— заявил Кришна. Его холодная рука коснулась руки Мэри.— Не хочу я здесь оставаться.
— Никто тебя и не заставляет,— ответил Саймон.— По крайней мере, в этой комнате.
И темным коридором — там еще сильнее пахло мышами — он провел их в другое подвальное помещение, где в полном беспорядке стояли столы, стулья, комоды, старые плиты и, наконец, жестяные ванны, набитые украшениями из фарфора.
Мэри посмотрела туда, куда указывал луч фонарика, и увидела пятнистых собачек, кружки и чайники. Все вещи были старые, большинство побито.
— Это старинные вещи? —с трепетом в голосе спросила она.
— Нет, это все хлам,— покачал головой Саймон.— Вот наверху действительно есть кое-что. Дядя Хорейс считает, что, приезжая отдыхать, люди готовы купить все что угодно, особенно в дождливые дни.
— У моего отца тоже есть лавка,— сказал Кришна.— Но не такая. Он торгует только новыми вещами.
Много позже Мэри поняла, как, должно быть, странно и страшно ему было, прилетев из Африки в Англию, очутиться в темной, запертой лавке, полной старых статуй и битого фарфора. Но в ту минуту она думала только о том, как неприлично намекать на то, что он считает лавку дяди Саймона заведением, которое торгует старьем.