Сбежавшее лето

Бодэн Нина

Но мальчик никак не мог проснуться. Он стоял, покачиваясь, и зевал.

— Пусть полежит,— предложила Мэри.

На стене висели купальные полотенца. От них пахло плесенью, но все-таки это было лучше, чем ничего. Она расстелила полотенца на полу и уложила на них Кришну. Он свернулся в клубочек и заснул как мла­денец,— большой палец в рот.

— Считай, что из игры он выбыл,— заключил Саймон. Он опустился на колени и сказал мальчику на ухо: — Мы тебя запрем.

Но не бойся, мы вернемся. Если проснешься раньше, жди. И чтоб никакого шума!

— Чего ты на него кричишь? — возмутилась Мэри. Она дотронулась до щеки мальчика, он открыл глаза и посмотрел на нее.— Почему ты сразу не сказал нам, что знаешь английский?

Он вынул палец изо рта.

— Я боялся,— ответил он.

Мэри тоже немного боялась. Хорошо Саймону говорить, ему-то нетруд­но выбраться из дому после наступления темноты, у него нет тети Элис, которая перед сном запирала все двери и окна на случай появления граби­телей и в конце всегда заглядывала в комнату к Мэри — посмотреть, спит ли она. Легче уйти из рук вооруженного часового, чем от бдительного ока тети Элис. «Она боится, что я убегу и расскажу кому-нибудь, как она со мной обращается»,— говорила про себя Мэри, сидя одна за ужином напротив телевизора, потому что к тому времени, когда она добралась до дому, дедушка с тетей Элис уже поели и тетя Элис стояла в пальто, гото­вая отправиться на поиски Мэри.

Мэри объяснила, что заигралась со своими новыми приятелями и по­забыла про время. Тогда тетя Элис спросила: «Разве твои друзья не дол­жны были идти домой?» Она рассердилась, потому что беспокоилась, и, припомнив все эти подробности, Мэри, хмуро глядя в телевизор, добавила про себя: «Она не хочет, чтобы у меня были друзья, боится, что я им рас­скажу про нее. Она вообще предпочла бы держать меня взаперти, но не ре­шается, потому что это может показаться странным женщине, которая приходит к нам убирать...»

В эту секунду в комнату вошла тетя Элис.

— Поела, милочка?—боязливо спросила она, встретив хмурый взгляд Мэри.— Еще чего-нибудь хочешь?

Мэри ничего не ответила. Хорошо бы, если бы на двери ее спальни был замок. Тогда тетя Элис не могла бы войти...

— Ни ответа ни привета,— с улыбкой прокомментировала тетя Элис.— Может, съешь яблочко, милочка? Кто ест яблоки, тот никогда не бо­леет.

Мэри еще больше нахмурилась. «Когда я засыпаю, она, как вор, про­бирается ко мне в комнату, вынюхивает и высматривает...»

— Тетя Элис, пожалуйста, не заходите ко мне в комнату, когда я уже в постели,— попросила она.

Тетя Элис так обиделась, что Мэри даже стало ее жаль.

— Я хотела сказать... Мне немного боязно, когда я лежу и сплю, а вы потихоньку входите и смотрите на меня.

В наступившей затем тишине стало слышно, как заурчал желудок тети Элис.

— Я вовсе не хотела тебя пугать. Только убедиться, что все в поряд­ке...— И вдруг окинула Мэри внимательным взглядом.— А я и не подо­зревала, что ты такая пугливая.

— А я и не пугливая.— Мэри пыталась догадаться, что она должна была бы чувствовать, если бы была пугливой.— Просто в темноте все вы­глядит по-другому. И одежда, брошенная на стул, и вешалка на двери. А когда спишь и дверь отворяется, то понятия не имеешь, кто вой­дет...

— Ладно, больше не буду входить,— улыбнулась тетя Элис.— Я в детстве тоже, между прочим, боялась темноты. У меня была няня, которая, когда я капризничала, запирала меня в чулан под лестницей. Там было темно, как под землей.

— А почему вы ей позволяли? Я бы начала кричать изо всех сил,— сказала Мэри.

— Она говорила, что там сидит крокодил, который, если я хоть раз пискну, съест меня в один присест,— вздохнула тетя Элис.

«Что еще ждать от тети Элис,— подумала Мэри,— если она такая глупая?» Мысль эта, должно быть, отразилась на ее лице, потому что тетя Элис поспешно добавила:

— Я, конечно, знала, что никакого крокодила там нет. Так же, как тебе известно, что это — одежда, а то — вешалка, и ничего больше. Вот почему я всегда оставляю для тебя свет на площадке лестницы.

Переход к свету на площадке от крокодила в чулане показался Мэри несколько странным, но он дал ей пищу для размышления. Когда она чуть позже подошла пожелать дедушке и тете Элис спокойной ночи, она поце­ловала не только дедушку, но и тетю. До сих пор она старательно этого из­бегала, ибо ей ненавистно было прикосновение к очкам тети Элис и жест­ким волоскам у нее на подбородке. Но теперь она ткнулась носом прямо в холодную оправу очков и укололась о волоски, не испытывая никакого чувства отвращения. Тетя Элис прямо вся засветилась от радости.

— Какая честь! — звонко рассмеялась она.

— По-моему, пугать ребенка крокодилом жестоко,— заметила Мэри и торопливо попятилась назад, чтобы тетя Элис не могла поцеловать ее еще раз.

— Крокодилом? Каким крокодилом?—встрепенулся дедушка, но тетя Элис только снова рассмеялась и сказала, что это их с Мэри тайна и что «смотри, как уже поздно!». Разве дедушка не собирается смотреть по теле­визору старый военный фильм «Гибель Бисмарка»? Еще утром дедушка упомянул, что хочет посмотреть эту картину.