Сбежавшее лето

Бодэн Нина

Верней, она только начала смеяться. Но тут же остановилась, с от­крытым ртом замерла на месте, потому что над ними раздался голос:

— Поллианна, Поллианна...

Будто обращались к одному человеку.

— Я должна идти...— прошептала Мэри, но не успела она сделать и шага, как на верхней ступеньке появился какой-то мальчик.

— Поллианна! — Он спустился по ступенькам и уже шел по пляжу. Тяжелая корзинка кренила его в сторону и била ему по ногам.— Я же

ска­зал вам не ходить на пляж. А что это вы едите? —Манерой говорить он больше походил на взрослого, чем на мальчика, хотя был, решила Мэри, не намного старше ее. Повыше, пожалуй, более худой, с беспокойным ли­цом в веснушках и рыжими волосами.— Шоколад! — грозным голосом ска­зал он.

— Это она нас угостила,— объяснила Полли.

Он поставил корзинку на землю и вытер о штаны руки.

— Сколько раз мама должна твердить вам, что нельзя брать сладости у чужих?..— Он посмотрел на Мэри и тем же взрослым, но уже извиняю­щимся тоном добавил:—Пожалуйста, не взыщите за причиненное вам беспокойство.

— Это не ее шоколад, она его украла,— сказала одна из девочек. Какая именно, Мэри не поняла, потому что у них были одинаковые го­лоса, а она смотрела не на них, а на мальчика, который вдруг начал крас­неть. Сначала краска залила ему шею — он был в открытой голубой ру­башке,— потом перешла на щеки, и весь он стал почти такого же цвета, как его волосы.

— Это ложь.— Мэри задрожала и, чтобы не упасть, прижалась к сте­не спиной.

— Поллианна! — позвал мальчик, и близнецы посмотрели на него широко раскрытыми невинными глазами.

— Мы углядели ее, Саймон,— объяснила Аннабел.— Мы смотрели, как она покупала сахарную вату, а когда продавец отвернулся, она схвати­ла шоколадки.

— Я заплатила за них, гадкие лгунишки!

И хотя Мэри удалось вложить в эти слова все свое презрение, как бы­ло бы хорошо, подумала она, если бы стена разверзлась и она могла бы провалиться в дыру. Или если бы ей было известно какое-нибудь вол­шебное слово, которое сделало бы ее невидимой. В сказках, которые она читала, когда была маленькой, всякий раз, когда действие заходило в ту­пик, происходило нечто подобное, и, несмотря на то что Мэри нынче уже не интересовалась подобным чтением, резонно считая, что феи и про­чие чудеса — это ерунда, тем не менее она провела пальцами по скольз­кой стене в надежде отыскать какую-нибудь кнопку или ручку...

Но ничего такого не произошло. Она стояла, как стояла, над головой у нее было серое небо, под ногами скользкая галька, а близнецы и явно смущенный мальчик не сводили с нее глаз.

— Так нельзя говорить,— упрекнул ее мальчик. Лицо у него горело по-прежнему.— Они никогда не лгут. Они, может, и маленькие, но всегда говорят только правду.

— Ложь хуже воровства,— самодовольно ввернула Полли и, доев свою шоколадку, вытерла руки о рубашку и шорты.

— Смотри, что ты наделала! — ахнула Мэри, надеясь тем самым от­влечь внимание мальчика от собственной особы.

Он, наверное, был обязан присматривать за Полли и Аннабел и не да­вать им пачкаться. Но мальчик лишь мельком глянул на Полли и сказал, что теперь уж ничего не поделаешь, но, мол, это не беда: шоколад легко отстирывается, не то что мазут.

И снова повернулся к Мэри. У него были похожие на камешки голубо­вато-зеленые глаза в коричневую крапинку. Мэри всегда обращала внимание на глаза. Она считала, что по глазам можно догадаться, о чем человек думает,— между прочим, мысли не всегда совпадают со сло­вами.

Но глаза этого мальчика ее озадачили. В них было удивление и, как ни странно, жалость. Почему ему жалко ее, Мэри понять не могла.

— Ты была голодна? — спросил мальчик.

Вопрос был таким неожиданным, что Мэри не нашлась что отве­тить.

— Может, ты на самом деле была голодна?—опять покраснел мальчик.

— Саймон, давай устроим суд,— схватила его за рукав Аннабел.— Мы должны устроить суд.

— Ой, правда, Саймон, давай! — запрыгала на месте Полли.— Я буду свидетелем, а она подсудимой.

— И я хочу быть свидетелем,— заявила Аннабел.— Я еще ни разу в жизни не была свидетелем. Это нечестно.

Мэри, ничего не понимая, смотрела на них во все глаза.

— У нас дома, когда кто-нибудь напроказничает и не хочет рас­каяться в своем поступке, мы устраиваем суд...

У него был явно смущенный вид, как у человека, который вынужден открыть домашний секрет постороннему, но, помимо этого, на его лице бы­ли написаны не то застенчивость, не то стыд. Повернувшись к близнецам, он пробормотал:

— Это не игра. Неужели вы не видите, что бедная девочка в самом деле голодна? Она сегодня, наверное, еще и не завтракала.

— А я съела весь свой завтрак,— похвасталась Полли.— Кукурузные хлопья с молоком, гренки и яблоки.

— Молчи,— яростно одернул ее Саймон.

Она заморгала и засунула большой палец в рот.

Мэри наконец-то сумела перевести дыхание. Все понятно. Ведь перед тем как прийти на море, она каталась в кустарнике по земле, втирая грязь и листья в лицо и волосы. Ветром, наверное, всю грязь смахнуло, но вид у нее и сейчас, должно быть, как у бродяги или цыганки. Как у бедной-пребедной.