Сбежавший нотариус
Шрифт:
— Вот же он!
Лишь чрезвычайным усилием воли Генёк справился со своим бешенством. Разговор был прерван Монжёзом, который, остановившись у забора, крикнул Полю:
— Я готов, пойдем!
Присоединившись к товарищу, Либуа с тревогой взглянул на него, но вскоре успокоился: лицо маркиза было счастливым, а это свидетельствовало о том, что у него не возникло потребности заняться чтением Ламартина. Чтобы прогнать последнее сомнение, Либуа спросил приятеля:
— Разве ты перед отъездом не заходишь проститься с госпожой Монжёз?
— Во-первых, — ответил муж, — в это время моя жена спит и будет недовольна, если ее разбудят. А во-вторых, у нас нет лишнего времени. Хорошо еще, что я приказал кучеру ждать нас у калитки в парке — так мы быстрее доберемся до вокзала.
— А, у той калитки, через которую не хотел идти доктор? — заметил Либуа.
— Именно, — подтвердил Монжёз, — ты увидишь, какой чудной этот доктор, ведь тропинка через лес свежая и тенистая, в сто раз лучше пыльной дороги под жгучими лучами солнца.
Пройдя несколько шагов, они вышли в лес, на тропинку, над которой деревья образовали свод, и Либуа в восхищении воскликнул:
— Это дорожка для влюбленных!
Но маркиз уже не обращал внимания на слова спутника. Ступив на тропку, он сделался молчалив и мрачен. «Не прочел ли он письмо?» — с тревогой подумал художник. Эта тревога перешла в изумление, когда он заметил, что Монжёз, миновав большое дерево, находившееся справа от него и возвышавшееся над кустами, начал бормотать сквозь зубы:
— Один, два, три, четыре…
Когда он дошел до одиннадцати, то вдруг остановился, уставился в землю и злобно проворчал:
— Дурак этот Легру!
Потом, презрительно засмеявшись, пошел дальше. Художник понял, что маркиз вспомнил о каком-нибудь розыгрыше Легру. Может быть, именно здесь состоялась та мистификация, мысль о которой приводила Монжёза в бешенство. Либуа, по-видимому, был близок к истине.
— Разве похож я на легковерного простофилю? — пробормотал Монжёз.
Художник решил выпытать у товарища подробности о проделке Легру. Когда они дошли до калитки, Либуа сказал:
— Не могу понять причину, которая заставила доктора отказаться от прогулки по этой тропинке, столь приятной в солнечный день.
— К тому же она ведет прямо к дому Морера, — заметил маркиз.
Дом, о котором говорил Монжёз, находился в ста метрах от калитки и представлял собой изящное двухэтажное здание. «Теперь уж доктор Морер далеко отсюда. Он в обществе маркизы», — подумал Либуа. Между тем маркиз продолжал:
— Вчера, отказываясь идти здесь, доктор был бледен как полотно.
С этими словами маркиз сел в экипаж, ожидавший у калитки, и Либуа поместился возле него.
— Пошел! — радостно крикнул Монжёз кучеру голосом школьника, вырвавшегося на свободу.
Выходя из экипажа возле железнодорожного вокзала, маркиз повернулся к приятелю:
— Кучер приедет за нами к тому же поезду, с которым мы отправились вчера, хорошо?
Либуа, вовсе не желавший стать свидетелем того момента, когда маркиз узнает, что его бросила жена, поспешил сказать:
— Завтра утром ты зайдешь за мной в мастерскую, мы пойдем к твоей красавице, а с вечерним поездом отправимся в Кланжи.
Маркизу ничего не оставалось, как согласиться. Либуа, улыбаясь, подумал: «Сегодня вечером, когда он сядет в вагон, я направлюсь к жилищу его любовницы».
Было семь часов утра, но он долго ходил по разным делам и пришел в свою мастерскую около полудня.
— Посмотрим, что там делается. — И художник взглянул в телескоп.
Приложив глаз к окуляру, он вдруг воскликнул:
— Что значит эта перемена в их привычках?
Сегодня стол был накрыт в уборной, и художник увидел любовников за завтраком. Маркиз весело хохотал. Наблюдения Поля прервал вошедший в комнату слуга.
— В мастерской какой-то господин желает вас видеть. Сударь, — жалобно произнес слуга, — примите его… Ему, видно, очень нужно поговорить с вами… У него такой серьезный вид, дело явно не терпит отлагательств. Вот доказательство: посмотрите, что он мне дал, чтобы я скорее доложил вам о нем! — И слуга, разжав пальцы, показал три золотых.
Не желая лишать слугу дохода, а главное, побуждаемый любопытством при виде столь внушительной суммы, художник спросил:
— Как выглядит этот человек?
— Довольно элегантный господин.
— Старый?
— Нет, статный красивый мужчина лет тридцати. Только он бледен, как мертвец. Точно с ним случилась страшная беда — так он взволнован.
— Хорошо, иду.
Когда Либуа вошел в мастерскую, он с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть от удивления: посетителем оказался доктор Морер.
IX
Слуга сказал правду: гость был сильно взволнован. Нервная дрожь, которую он старался побороть, сотрясала все его тело, особенно дрожали губы. При виде Либуа он сделал усилие, чтобы овладеть собой.
«Разве маркиза бежала не с ним? — подумал Либуа. — И, явившись ко мне, не предполагает ли он, что предмет его страданий последовал за мной?»
Наконец Морер заговорил.
— Неужели вы меня не узнаете, господин Либуа?
— Отчего же, узнаю… Вы доктор Морер, которого я имел удовольствие встретить вчера в замке Кланжи, у господина Монжёза, моего друга. Еще сегодня утром маркиз говорил со мной о вас.
— В самом деле? — сказал доктор тоном человека, который хочет знать подробности, но боится спросить о них.