Сборник 6 ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ТЕЛО ПОЮ!
Шрифт:
Мать вздохнула. Ну вот, скажем, вчера зазвонил телефон. Подошел Силач, но она могла легко угадать содержание беседы, потому что за последние двадцать лет слышала тысячи подобных разговоров.
Женский голос:
– Сэмми, это Кристина. Чем занимаешься?
Он сразу насторожился: короткие золотистые ресницы затрепетали, лоб прорезали морщинки.
– А что?
– Мы с Томом и Лу идем в кино, хочешь с нами?
– Если б еще что-то стоящее…
Она назвала фильм.
– Да ну! – Он презрительно фыркнул.
– А что, хорошая картина!
– Ничего хорошего. К тому же я еще
– Ну, пяти минут тебе хватит.
– Надо принять ванну, а это долгое дело…
Да, действительно долгое, подумала мать. Например, сегодня он мылся два часа. Причесывался раз двадцать, ерошил волосы и снова терзал их расческой, постоянно разговаривая с собой.
Женский голос в трубке:
– Ладно, как хочешь. Собираешься на пляж на этой неделе?
– В субботу.
– Значит, увидимся на пляже?
Он, скороговоркой:
– Ох нет, извини, в воскресенье.
– Хорошо, перенесем на воскресенье.
Он, еще быстрее:
– Если получится. Понимаешь, что-то не в порядке с машиной…
Она, холодно:
– Ясно… Ну пока, Самсон.
Он еще долго стоял, сжимая трубку.
Ладно, что там вспоминать. Сейчас-то мальчику весело… Вечеринка в полном разгаре, он привез с собой сидр и яблоки, целую уйму обычных яблок и тех, что на веревочках, чтобы вылавливать из воды, а еще конфеты, сладкие кукурузные – съешь их и вспомнишь осень. Он бегает там со своим леденцом, похожий на озорного малыша, и все кричат, дуют в рожки, смеются, танцуют…
В восемь, в полдевятого и еще через полчаса она открывала затянутую сеткой дверь и выглядывала на улицу, почти убедив себя, что слышит шум вечеринки, бодряще-неистовые звуки буйного веселья, что подхватил свежий ветер и, промчавшись через все темное побережье, принес сюда. Ей захотелось самой перенестись в маленький домик на пирсе, нависший над волнами, где сейчас рябит в глазах от пестрых маскарадных нарядов, где повсюду сияют безжизненной улыбкой тыквы, такие же непохожие одна на другую, как и люди, где объедаются воздушной кукурузой, выбирают лучший костюм или маску, где…
Раскрасневшаяся от возбуждения, мать стиснула дверную ручку и вдруг обратила внимание, что дети больше не ходят от дома к дому. Праздник закончился – во всяком случае, для соседских ребятишек.
Она прошла к задней двери и оглядела двор.
Всюду царила какая-то неестественная тишина. Неуютно было здесь без знакомого стука баскетбольного мяча по гравию, размеренного уханья и поскрипывания боксерской груши под градом ударов или негромкого клацанья ручных эспандеров.
Что, если сегодня ее мальчик найдет себе какую-нибудь юбку и просто не вернется, никогда больше не вернется домой? Ни звонка, ни письма, вот как все может обернуться… Ни единого слова. Просто уедет и больше никогда не вернется домой. Что тогда? Что делать тогда?
Нет! Нет там никого подходящего для ее Леонарда. Вообще нигде нет. Есть только наш дом. Только наш дом, и больше ничего.
И все же у нее так сильно забилось сердце, что пришлось присесть.
Дул легкий ветер с моря.
Она включила радио, но ничего не услышала.
Сейчас, подумала мать, им уже нечем заняться, разве что игрой в жмурки. Да, правильно, в жмурки, а потом…
Она
В окно полыхнул слепящий свет.
Из-под колес пулеметной очередью полетел гравий. Машина с ходу затормозила и замерла с включенным мотором. Фары погасли, но мотор продолжал работать. Потом стих, снова взревел, снова стих…
На переднем сиденье она с трудом разглядела неподвижную фигуру. Он сидел в кабине, уставившись прямо перед собой.
– Ты… – Мать не закончила и поспешила к задней двери. Губы сами собой раздвинулись в улыбке, но она стерла ее с лица. Сердце успокоилось и билось ровно. Она деланно нахмурилась.
Он выключил мотор. Вышел из машины и зашвырнул тыквы в мусорный бак. Грохнула крышка.
– Что случилось? Почему ты так рано вернулся?
– Ничего. – Силач протиснулся мимо матери, держа в руках два непочатых кувшина с сидром. Поставил их на раковину.
– Сейчас еще нет и десяти…
– Знаю. – Он ушел в темную спальню и уселся там.
Мать выждала пять минут. Она всегда так делала. Сыну хочется, чтобы она сама пришла к нему с расспросами, иначе он будет злиться. Поэтому, помедлив немного, она заглянула в комнату.
– Расскажешь, что стряслось?
– А, они просто торчали там и не хотели ничем заняться. Просто топтались без толку, как дураки какие!
– Вот неудача-то.
– Топтались там как тупые, несчастные, безголовые дураки!
– Ох ты, как нескладно получилось.
– Я хотел расшевелить их, но они просто топтались на месте без толку. Пришло всего восемь, восемь из двадцати, всего восемь, и только я один в маскарадном костюме. Говорю тебе, один-единственный! Дурачье, какое дурачье…
– И это после всех хлопот…
– Они притащили своих девчонок, и те тоже стояли и ни черта не делали. Никаких там игр, ничего! Некоторые ушли с подружками, – произнес Силач, укрытый темнотой, не глядя на мать. – Ушли на пляж и не вернулись. Вот честное слово! – Он встал и прислонился к стене, такой огромный, нелепый в шутовских коротких штанишках. Наверное, забыл, что на голову еще напялена детская шапочка, и тут внезапно вспомнил, сорвал ее и швырнул на пол. – Я пробовал рассмешить их, играл с плюшевой собачкой и еще всякие штуки делал, но никто и с места не сдвинулся. Я чувствовал себя дураком в этом костюме, ведь я один был такой, все остальные одеты по-нормальному, и только восемь из двадцати, да и те почти все разошлись через полчаса. Пришла Ви. Она тоже хотела увести меня гулять по пляжу. К тому времени я уже разозлился. Здорово разозлился. Нет уж, говорю, спасибо! И вот вернулся. Можешь взять леденец-то. Куда это я его девал? Вылей сидр в раковину или выпей, мне все равно.
Пока он говорил, мать не шевельнула ни одним мускулом. Как только закончил, открыла было рот…
Звонок.
– Если это они, меня нет.
– Лучше все-таки ответь.
Он схватил телефон, сорвал трубку.
– Сэмми? – Отчетливый, громкий, высокий голос. Голос восемнадцатилетки. Силач держал трубку на расстоянии, сердито уставясь на нее. – Это ты, Сэмми?
Он в ответ лишь хмыкнул.
– Боб говорит. – Юноша на другом конце провода заторопился. – Хорошо, что застал тебя! Слушай, как насчет завтрашней игры?