Сборник "Этические уравнения"
Шрифт:
Кто-то посмотрел на него из этой вуали удивленно. Еще один взгляд показался оценивающим, не дружественным, но и не враждебным. А вот третий нес недовольство и угрозу, будто он своим выходом в ментальное поле планеты разбудил неведомого хищного зверя.
Арсений Васильевич попробовал закрыться зеркальным экраном, отражающим посторонние пси-лучи, и на какое-то время чужие взгляды перестали ощущаться как тонкие колющие световые иглы. Он сориентировался в ландшафте Земли-«бабочки», направил мысль-щуп в район Москвы. И уже через несколько мгновений увидел-почуял знакомые струйки характерных
Арсений Васильевич снизился над городом, пытаясь мысленно проникнуть под москитную сеточку, но в этот момент кто-то большой, тяжелый, шипастый и костистый свалился на него сверху, пробил защитный зеркальный панцирь, и он полетел в черную бездну, разверзшуюся под ногами. В последний миг изогнулся, миновал гигантские шипы и когти, метнулся к свету… и вывалился в пространство своего тела, а потом сторожки, почти бездыханный, с гулко колотившимся о ребра сердцем. Но несмотря на все неприятные физические переживания, сопровождавшие его выпадение из ментального в материальный континуум родного мира, он успел понять необходимое: его дочь и ее друг находились в беде! По крайней мере они были несвободны. И их надо было выручать.
Снова заворочался в своей спаленке дед Павел, появился в светелке в одной исподней рубахе до пят. Просияли в пламени свечи ясные прозрачные глаза.
– Чего не спишь, Арсений?
– Думаю, – глухо ответил Арсений Васильевич.
– Ну думай, думай.
Старик потушил свечу, направился в сени, загремел ковшом о железное ведро, набирая воды, вышел из сторожки.
Арсений Васильевич проводил его мысленным взглядом, не удивляясь, что может делать это свободно, будто всю жизнь занимался такими вещами. Слегка сдвинул диапазоны зрения… и действительно увидел деда Павла сквозь стены избы: тот стоял у изгороди и разговаривал с кем-то.
С кем?! Ведь только что никого возле сторожки не было!
Арсений Васильевич раздвину л спектр зрения еще больше и наконец разглядел появившегося незнакомца: это был ратник Расен. Интересно, когда он здесь появился? И как дед Павел его почуял?
Арсений Васильевич спохватился, метнулся к двери, как был, в одних трусах, выбежал во двор.
Темно, холодно, сыро.
Двое у заборчика оглянулись на звук шагов, но не двинулись с места. Арсений Васильевич хорошо видел их лица, несмотря на ночную темень. Приблизился, сказал хрипло:
– Мне нужно в Москву…
Расен промолчал.
Дед Павел провел ладонью по волосам, погладил бороду:
– Уверен, что тебе это надо, родич?
– Марина в опасности… и Максим тоже… их надо выручать.
Старик и его собеседник обменялись быстрыми взглядами. Судя по всему, они тоже прекрасно видели в темноте.
– Неужто проснулся?
Арсений Васильевич покраснел, с трудом сдержал недоброе слово.
– Проснулся вот. Вам надо было помочь мне…. Столько времени потеряно…
– Нет, мил-человек, прозреть должон был ты сам, иначе не будет толку. Да и не уверен я, что ты прозрел.
– К-каких посланцев? – не понял он.
– Вот его, к примеру. Да волхва Прокопия. А ведь это они к тебе приходили почитай сорок годков тому.
Тихая молния слетела с небес, пронзила голову. Арсений Васильевич вспомнил и понял, почему так мучился, находя в лице Расена знакомые черты.
– Вы?!
– Я, – невозмутимо кивнул ратник.
– Но… я думал… сначала принял вас за… дед предупреждал, что придут хорошие люди и я должен буду им помогать… Не может быть! Значит, вы тоже… работаете на Систему?!
Дед Павел усмехнулся, покачал головой:
– Обладая правильным мирознанием, ты ухитряешься делать неправильные выводы, родич. Тебе дано было Испытание, и ты с превеликим трудом его преодолел… спустя сорок лет. Мы даже сомневаться начали, не ошиблись ли. Особенно когда ты стал служить поводырям сынов человеческих, приняв их за «хороших людей». Они пришли позже нас, но ты поверил именно им.
– Я думал… верил… что вы… и они…
– Мы не можем действовать так же, как враги Рода, обманом и сокрытием истин, ложью и полуправдой, которая хуже лжи. Ты поверил другим, а должен был отличить зло от добра. Не смог, однако, а мы ждали.
Арсений Васильевич проглотил ком в горле, помял лицо ладонями:
– Меня всю жизнь преследовало ощущение, что я делаю что-то не то… Но я верил деду…
– Ты не поставил цели, а человек, не имеющий цели, – что щепка на воде, плывет туда, куда течет река. Даже если впереди обрыв.
– Я… не знал…
– Слава богам, ты нашел силы высунуть голову из течения, пора делать второе движение – выходить на твердый берег.
– А если бы я…. не выдержал этого вашего… Испытания?
– Мы бы тебя ликвидировали, – спокойно заговорил Расен.
Арсений Васильевич вздрогнул, пристально посмотрел на своего спасителя и проводника. В его ауре не просматривались синие или фиолетовые лучи злобы или ненависти, но оранжевый пламен ь говорил о силе и особой решительности есаула, далекого от сентиментальности и велеречивых розовых слюней борцов за права человека. Он верил в справедливость своего дела и мог запросто убить предателя и труса.
– Я… понял… простите меня…
– Мы не прощаем, – мягко сказал дед Павел, – мы просто живем по совести и принимаем или не принимаем тех, кто ошибается. Ты еще не заслужил благословения Рода, мы же только подвижники его. Каждому свое.
– С кем я должен встретиться, чтобы… меня приняли?
– Он сам тебя найдет. Думай, решай, иди.
Арсений Васильевич хотел было спросить: куда? – но сдержался.
– Мне нужно в Москву…
– Я могу подбросить тебя до Мурома, – предложил Расен.
– Спасибо! – обрадовался Гольцов. – Когда вы уезжаете?
– Через полчаса.
– Полчаса?! Но я… – Арсений Васильевич с усилием остановил язык. – Хорошо, я только соберусь и… Можно, я оставлю у вас внучку, на время?
– Нет, – покачал головой дед Павел. – Я тоже уезжаю. Тебя запеленговали во время твоего недавнего с е а н с а, и наш схрон стал небезопасен.