Сборник коротких эротических рассказов
Шрифт:
Валечки в ванной не было! Не было ее и в темной кухне. Я зачем-то вернулся в ванную и повернул кран. В наступившей тишине послышались какие-то новые звуки. Я быстро сообразил, что это ритмичное поскрипывание братцева дивана.
Тогда я одним прыжком перепрыгнул коридор и распахнул дверь в его комнату так, что стул, приставленный к ней спинкой, отлетел к батарее. В зеленоватом свете, ворвавшемся вместе со мной из коридора, я увидел справа на диване две белые ноги дивной красоты, поднятые вверх и вытянутые; при моем появлении они тотчас же взлягнули и опустились. С дивана вскочили моя обнаженная жена и мой родной брат, который пытался прикрывать двумя
— Вы… вы… — задыхался я, потом прошипел первое пришедшее мне на ум слово: — Скоты!..
— А ты сам! — возопил Леша, удачно прикрывшись подушкой. — Завел женщину до визга, обкончал ее и — дрыхать?! А ей — что?!
Его аргументы были настолько вескими, что мне оставалось только убраться вон. Тут жена прибежала за мной в спальню. Она, как полагается, рыдала:
— Ты меня выгонишь? Ты нас теперь выгонишь? Но я не могла, не могла так остаться! Ты представь себе — все уже налилось и открылось и — так и осталось! Это же выше сил человеческих!
Она захлебывалась.
— Ты хоть раз кончила? — спросил я.
Она мгновенно перестала рыдать и, пораженная, опустилась на стул.
— Да… — выдавила она.
Во мне угасли все чувства, кроме одной боли: не отпустить ее! Удержать сейчас!
И я повалился перед ней на колени:
— Делай что хочешь, только не покидай меня! Ты — мое последнее… Я без тебя…
Я понимал, что слова должны быть подкреплены делом. Наутро я разыскал среди разного хлама, что накапливается в каждой семье, хризолитовый воздушный кулон в золотой оправе, принадлежавший моей бабке. Мать наказывала мне в свое время не выпускать драгоценность из семьи, но я не должен был выпустить Валечку на улицу в тот день, не задобрив ее. Я панически боялся, что она не вернется.
Валечка вернулась. Она возвращалась каждый вечер ко мне в постель, а после моих ежевечерних попыток продлить свое полуобморочное блаженство, которому рекорд был не более полминуты, оглашая нашу квартиру стонами, срываясь и, уже не таясь, неслась в комнату брата. Через минуту оттуда уже доносились ее крики облегчения, а я, накрыв голову подушкой, размышлял о том, что, если бы Леша не жил в соседней комнате, то Валечку не удержали бы никакие подарки…
Настал день, когда я побил свой рекорд еще на минуту. Я уже торжествовал победу: Валя с заведенными глазами уже металась по подушке и сдержанно стонала, вцепляясь мне в плечи острыми коготками, задок ее так и плясал по простыне. Но когда она начала как бы предсмертно задыхаться, мой вечно преждевременный поток хлынул в нее, и зверь мой сразу обмяк и умер.
Валя истерично тряхнула меня:
— Ну! Ну!
Я отвел глаза, она с отвращением рванулась в сторону и диким голосом позвала:
— Леша! Леша!
В ответ из прихожей послышалось топанье (ждал он ее что ли, онанируя в это время?), и на пороге появился Леша. Я отлетел к стене, а Валечка с вымученным хрипом протянула ему навстречу все четыре конечности, которыми его и обняла, когда он, не обращая на меня никакого внимания — не до того ему было, бедняге — бросился на нее.
Валино лицо исказилось до неузнаваемости, она оскалила зубы и сквозь них хищно рычала, по лицу струился пот, от которого слиплись упавшие на лицо волосы… Я перевел взгляд на брата, но он отвернулся от меня, и я ничего не смог увидеть, кроме его мускулистой задницы и мощных черноволосых коленей, которыми
Они содрогнулись в последний раз, и Валечка, сняв руки с плеч моего брата, закрыла ладонями лицо. Между пальцев обильно хлынули слезы. Ее всю колотило. Я попытался бережно отвести руки, но она начала кричать без слов и все отталкивала меня.
Сидя на постели, мой брат озабоченно наблюдал эту сцену.
— Воды принеси, болван! — рявкнул я на него. Он принес чашку и стал Валечку поддерживать в то время, как я поил. Напившись, она откинулась навзничь. Я жестом сделал знак брату убираться, но Валечка за руки притащила его к себе, и он, как теленок на цепочке, потянулся за ней.
— Свет выключи… Глаза режет… — убито прошептала Валя, и я немедленно повиновался. Она положила мою руку к себе на меховой лобок, а сама двумя руками держала руку брата на своей груди.
Пережитые потрясения оказались слишком тяжелыми для меня. Организм, очевидно, нуждался в отключке. Я быстро куда-то провалился.
Очнулся я раньше их. Мы все лежали под одним двуспальным одеялом. Я был пришпилен к стене, а моя жена, свернувшись теплым клубочком, спала, повернувшись ко мне спиной и уткнувшись носом в плечо Леши. Он же музыкально храпел, открыв рот и запрокинув голову. Я затрясся от болезненного смеха.
И вот, мы каждый день ложимся в одну постель. Первое слово за мной. Когда я выдыхаюсь, а это также происходит мгновенно, начатое довершает мой брат.
Да, у него дела положительно идут в гору. Недавно в сборной ему выделили двухкомнатную квартиру, сегодня выдали ордер. Вот я и заказал сегодня этот столик на троих, чтобы отпраздновать своеобразную годовщину нашего странного союза и заодно обмыть его ордер… Только вот, вероятнее всего, Валя с Лешей сейчас весело перетаскивают вещи в его квартиру, радуясь, что наконец-то благополучно избавились от старого сатира-импотента… Так что пойду-ка я лучше, народ уже косо поглядывает…
Мужчина пнул лакированной туфлей ближайшую урну и, не оглядываясь, пошел прочь. В ту же минуту у ресторана затормозило такси, и оттуда выпрыгнула девушка в чем-то золотом, с ней — молодой мужчина в ярком свитере.
— Да вон он! — кричала она другу. — Вон он! Игорь!
Мужчина обернулся, увидел их и бросился навстречу. Когда он подошел, девушка начала ему что-то быстро говорить, мило надувая губки и дотрагиваясь порою до лацкана его пиджака ладошкой. Затем она подхватила обоих своих спутников под руки, и все трое, смеясь и переговариваясь, быстро пошли к ресторану.
Станислав Лем
Сексотрясение
Рецензия на роман Симона Меррила «Sexplosion»
издательство «Walker and Company» Нью-Йорк.
Если верить автору — а нас все чаще призывают верить сочинителям научной фантастики, — нынешняя волна секса в восьмидесятые годы станет настоящим потопом. Но действие романа «Сексотрясение» начинается двадцатью годами позже — суровой зимой, в засыпанном снегом Нью-Йорке. Не названный по имени старец, увязая в сугробах и натыкаясь на погребенные под снегом автомобили, добирается до вымершего небоскреба, достает из-за пазухи ключ, согретый последними крохами тепла, отпирает железные ворота и спускается в подвальные этажи; его дальнейшие блуждания, перемежающиеся картинами воспоминаний, — это, собственно, и есть роман.