Сборник "Круг Земель"
Шрифт:
Он медленно встал со своего кресла, сбросил на пол шубу и подошел к круглому жертвеннику посредине гулкого зала, где он принимал редких и одинаково надоедливых гостей.
Жертвенник был окутан языками пламени, рвавшимися на свободу из свирепых пастей каменных псов. Сегэллак достал прямо из воздуха несколько черных зернышек, вроде маковых, и бросил их в огонь.
Подпрыгнувшие к самому потолку языки пламени швырнули в лицо Кальта сполохи голубоватого, с алой жилкой, переменчивого света. Кальт невольно отпрянул. Однако Сегэллак не убрал руку и пламя принялось покорно облизывать ее, словно ученый пес перчатку хозяина, не причиняя последнему никакого вреда.
Сегэллак был сед, сутул и морщинист, впрочем, отнюдь не дряхл. Просторные белые одежды, облекавшие его фигуру, не скрывали, а, наоборот, подчеркивали возраст жреца Гаиллириса. Но, удивительное дело, ни у Кальта, ни у кого-либо другого при виде столетнего Сегэллака не возникало чувства покровительственной жалости. И афоризмы вроде «старость не радость» тоже, казалось, вспоминать не ко двору – столь много величия и внутренней силы было в фигуре Сегэллака.
Жрец держал руку над огнем очень долго. Притихший Кальт не смел даже шелохнуться на своей скамье, где он сидел, по-школярски положив руки на колени.
Кальт смотрел на Сегэллака, не отрываясь. Сегэллак же смотрел в огонь. Лицо его, изборожденное морщинами, светилось любознательностью и пониманием. Казалось, он читает книгу, страницы которой, сотканные из тонких покровов инобытия, дано зреть только ему.
Наконец, Сегэллак вспомнил о своем госте. Он подошел к Кальту и, пристально глядя ему в глаза, сказал:
– Я спрашивал Эллата о тебе и мне был ответ. Ты получишь меч, который я некогда выковал для Элиена Тремгора. Тогда я просил для него более легкой судьбы. То было семнадцать лет назад в Ласаре. Здесь, в Харрене, я отдам его тебе, Кальт.
9
Ирвамессы следовали прихотливой горной тропой, уводящей отряд в сердце Хелтанских гор, к Вратам Хуммера. За рощей закрученных в бараний рог сосенок наконец открылась сравнительно ровная, широкая площадка.
– Привал!
Воины, несмотря на усталость, споро принялись готовить место для лагеря. Но первым делом они расседлали коней и сложили в сакральный круг свои «облачные» клинки.
Каждый из ирвамессов имел по два меча. Ножны одного из них, предназначенного для конного сражения, были приторочены к седельной луке слева. Другой, меньший, покоился в поясных ножнах и был сподручнее в пешем бою.
Кавалерийские клинки ирвамессов назывались «облачными» неспроста. Они имели особую закалку, которая придавала им серовато-голубой, словно бы ткань осеннего облака, цвет. Клинки эти были матовыми и не давали характерного сталистого отблеска. Многие месяцы упорного труда кузнецов, которых Элиен посвятил в тайны магического ремесла Белого Кузнеца Гаиллириса, требовались для того, чтобы выковать «облачный» клинок. Грюты давали за один такой меч трех отборных иноходцев и восемь мер золота в придачу. Но, к превеликому сожалению воинственного степного люда, «облачные» клинки не продавались.
Воин – волк. Клинок – клык воина. Волк не может ни подарить, ни продать свои клыки другому волку. Значит, и воин должен являть нерасчленимое целое со своим клинком.
Так повелось считать еще у истребленных Шетом окс Лагином смегов, близких родичей паттов, которые селились теперь в Орине. Лишь сам хозяин «облачного» клинка был вправе держать его в руках и прикасаться к его лезвию ладонью, не облеченной в особую льняную варежку.
Вообще же, в Орине «облачным» клинком рекомендовалось любоваться издали, ибо считалось, что между мечом и его владельцем существует тонкая магическая связь, своего рода договор о взаимопомощи, основанный на взаимной приязни (не даром же кузнецы добавляли в сталь чарку крови будущего владельца клинка!). И связь эту нужно оберегать, а не испытывать на прочность, доверяя меч чужим рукам. А вдруг какой-нибудь тороватый грют понравится «облачному» клинку больше, чем владелец?
10
Отдав необходимые распоряжения, Элиен уединился в своем шатре.
Ирвамессы затянули удалую застольную песнь. И хотя стола как такового не было – столом в походе служил брошенный на траву отрезок небеленого льна, на котором раскладывали хлеб, сыр и овощи, – и хотя неоткуда было взяться удалому стуку тяжелых глиняных кружек, которому должно было бы грохотать в припеве (ведь в походе ирвамессы пили каждый из собственной фляги), воины горлопанили с видимым удовольствием. Жизнь прекрасна, когда ты молод, а впереди тебя ожидают подвиги и слава.
Отвага и удаль гремели в песнях ирвамессов. И все же на душе у Элиена было тревожно. С тех пор, как отряд вышел из Орина, он не получал никаких вестей из Наг-Нараона, хотя Элай клялся писать часто и много. Что с Элаем? Почему не пишет? Элиен чувствовал, что Элай жив, но отсутствие гонцов из Алустрала его настораживало. Отгоняя прочь мрачные мысли, Элиен вынул из шкатулки истинную карту Сармонтазары.
Зеленая звезда Октанга Урайна. Там, в Орине, он верно предугадал направление ее движения.
Если соотносить местоположение зеленого изумруда, которым помечена сущность его заклятого врага, с реальностью долин и горных перевалов, выходило, что Урайн сейчас находится в предгорьях Хелтан, на подступах к Вратам Хуммера со стороны Пояса Усопших.
Где Урайн и куда направляется – это Элиену было ясно. Но прочие вопросы оставались пока что без ответа. Каким образом Урайну удалось выбраться из Склепа? Кто помогал ему, ведь не мог же он сделать это сам?
Выбраться из Склепа под Игольчатой Башней – это все равно как спящему человеку выпрыгнуть из колодца глубиной сто лиг. Даже если он умеет прыгать столь высоко, чтобы прыгнуть, ему надо как минимум проснуться. Кто же разбудил Урайна? Ответ мог быть только один: Хармана и Герфегест. Но что заставило Хозяев Гамелинов совершить эту роковую ошибку?
Элиен тщательно рассматривал карту и река его мыслей плавно следовала из ничего в ничто, пока не произошло нечто, что заставило его вскочить, вытаращив глаза от изумления.
Ровно в полночь, когда лунный диск, надменно посмеиваясь над тревогами смертных, глядел с высоты на спящую землю, зеленый изумруд, сиявший на истинной карте Сармонтазары, исчез.
Погас, как свеча, которую, шаля, задул ветер.
Испарился, словно роса под первыми лучами солнца.
Затерялся в тонких складках пространства.