Сборник Любовь за гранью 11,12,13

Соболева Ульяна

Иногда смотрелся в зеркало и испытывал навязчивое желание убить того, кто был по ту его сторону. Но не себя, а того, кого видела во мне она. Убить любыми способами, но у неё на глазах. Чтобы увидела, чтобы убедилась, что его больше нет. И, может, тогда смогла бы хотя бы подсказку дать, где мне дверь в эту грёбаную стену найти.

А потом на меня злость нападала. За то, что жалок был настолько, что с самим собой соперничал. Хотя в моём случае, скорее, насмерть дрался.

Насильно образ его из её головы вытеснял. Она любила его длинные волосы, и я остриг их, брился каждый день, чтобы не появилась щетина, о которую она так любила тереться щекой. Раздать всю свою одежду прислуге и закупить абсолютно новый гардероб, чтобы

не напоминать ей себя же…того себя, к которому сам чувствовал невероятное отвращение. Мог бы – украшения бы её все выкинул, сжёг, чтобы не осталось ни одного напоминания о том, кто их дарил. И именно поэтому я этого не сделал. Потому что не простила бы мне. Она так крепко держалась обеими руками за любовь к тому Нику, что мне оставалось лишь врываться в её сознание в часы сна. Потому что нагло вырывать его из её рук означало сломать и её тоже. А мне претила любая мысль причинить ей боль.

И поэтому методично сводить с ума её, чтобы не одному вариться в адском котле из похоти и одержимости. Сатанел от дикого желания ворваться в её комнату и брать её до самой ночи, но не позволял себе сорваться. Дожидался, пока уснёт и начинал делиться с ней теми картинами, что рисовало моё воображение. Телепортироваться в её комнату и жадно смотреть, как её выгибает на постели от тех кадров, что я показывал ей. И она такая отзывчивая даже во сне, такая горячая и чувствительная, что накрывать начинает меня. И я откидывал голову назад, расстёгивая молнию брюк и проводя ладонью по напряжённому от дикого желания члену. Сжимал его рукой и шипел сквозь зубы, глядя на острые соски, просвечивающие сквозь полупрозрачную ночную рубашку. Прислонившись к стене, мысленно врывался в стройное, упругое тело, под её реальные стоны подводя себя к оргазму. Безумие, вырывавшееся из-под контроля днём, чтобы ночью исчезнуть, маскируясь под невозмутимость.

Её вело. Её вело, я чувствовал это. Но я не знал, вернее, не был уверен, что это не из-за того голода, на который мы обрекли себя. Да, она хотела меня…Дьявол, иногда у меня вставал только от одного её такого голодного взгляда, и тогда я отворачивался от неё, пряча собственный интерес...и распиравшую штаны эрекцию. Отворачивался, потому что знал, что хотела она не меня, а его. Его тело, его губы и пальцы, его член глубоко в себе. А я…я стал настолько психопатом с ней, что приходил в ярость только от подобных мыслей.

Именно поэтому я должен был уехать. Уехать, чтобы не слететь с катушек окончательно. Поэтому и потому что мы, наконец, вышли на заказчиков нападения.

***

Дождь усиливается, теперь уже не просто настойчиво барабанит по крыше и деревянным перилам, а обрушивает вёдрами воду, словно в попытке смыть ту грязь, что осела внутри липкими комьями, оставив во рту мерзкое послевкусие.

***

– Говори, мразь! Говори, иначе лишишься второго глаза.

Поигрывать перед смертным его же глазом, насаженным на острие лезвия, глядя, как расширяется от ужаса и предчувствия адской боли зрачок его пока ещё целого глаза, когда-то зеленого, а сейчас покрытого красной сеточкой сосудов.

– Пппп…пппрррошу…не надо. Я ннничего ннне…

Ударить его со всей злости и резким ударом вонзить нож в глазницу, проворачивая лезвие. Под истошные нечеловеческие вопли, но для меня они как музыка сейчас. Музыка, которую я впитываю в себя всеми клетками. Тело сводит судорогой удовольствия, а запах его крови заставляет печь дёсны. Правда, тут же растворяется в вони его страха и мочи. Ублюдок обмочился в штаны, как только увидел, кто выбил дверь в его съёмную квартиру. Наёмники, на которых дал наводку Шейн, привели нас к этому ублюдку, оказавшемуся посредником между ними и заказчиком, а теперь сидевшему обездвиженным

перед нами.

– Ц-ц-ц… Ты не захотел сохранить себе зрение, человек…как насчёт, - медленно вести лезвием по его коже вниз, вспарывая её и вздрагивая от наслаждения его агонией, - как насчёт возможности потрахаться, а? Может, - приставив к его съёжившемуся члену ножу, слегка надавить, улыбнувшись, когда он заорал, - уболтаешь меня на то, чтобы оставить тебе яйца, а, охотник? Тогда болтай быстрее, иначе лишишься и их.

И он заговорил. Всё же некоторые слишком сильно переоценивают собственную мошонку и развязывают языки. Я всё равно убил его, правда перед этим он ещё долго орал, умоляя не трогать его достоинство. Идиот. Нельзя тронуть семью Мокану и при этом надеяться остаться живым. Кем бы ты ни был: ничтожным смертным или сильнейшим на свете нейтралом.

ЭПИЛОГ

Очередная молния совсем рядом, словно приветствуя её. Видишь, малыш, мы вышли встретить тебя здесь. Слышишь, как радуется дождь твоему приезду? Он понятия не имеет, почему ты приехала, но от нетерпения всё сильнее бьёт по деревьям, самоотверженно утопает в глубоких лужах в ожидании тебя. Открыть глаза, чтобы смотреть на появившиеся вдали слабые отблески света. Фары. Всё ближе и ближе. И моё сердце присоединяется к пляске дождя, беснуется с ним, сходя с ума и теряя контроль. Смотреть, как автомобиль останавливается возле дома, и мысленно подталкивать тебя скорее выйти. Я долбаный псих, если так соскучился по тебе. Так, что свело скулы от желания приникнуть к твоим губам, когда вскинула голову вверх и посмотрела прямо на меня. Дождь целует тебя, а я вонзаюсь когтями в ладони, чтобы сдержаться, чтобы не спрыгнуть вниз, к тебе и не стереть следы его поцелуев с твоих губ. Потому что ревную. Дьявол, ревную даже к дождю. К порывам ветра, который играет твоими мокрыми волосами, нагло задирая подол твоего пальто. Ревную и не делаю ни шага навстречу. Потому что это твой путь. Это твой выбор. Я свой сделал давно. Сделал и ждал все эти дни.

А когда понял, что и ты сделала свой, сначала не поверил. Думал, померещилось…но я всегда чувствовал твоё присутствие. Не знаю, почему, но уверен, что чувствовал.

Пальцами ласкал её ресницы, скулы, целую вечность проводил по губам, чтобы потом впиться в них и застонать от дикого удовольствия, ударившего в голову, подобно виски. Жадно слизывать капли дождя, прикусывая плоть, чтобы отметить собой. Потому что впервые почувствовал своей. Только своей. И это самое охренительное, что я когда-либо чувствовал.

– Теперь моя.

Оторвавшись не короткие секунды, чтобы снова с рычанием накинуться на её рот, когда кивнула и прошептала:

– Навсегда твоя.

Наверное, так и выглядит моё счастье: она в моих объятиях самым крепким наркотиком, под шум дождя и завывания ветра.

КОНЕЦ 11 ЧАСТИ.

Ульяна Соболева

ЛЮБОВЬ ЗА ГРАНЬЮ 12

Возрождение Зверя

Ульяна Соболева и Вероника Орлова

АННОТАЦИЯ:

«Все же я его не знала. Зверь возродился, и в этом безжалостном, кровожадном чудовище я с трудом угадывала того, кто так безумно любил меня и наших детей когда-то. Или намеренно, или случайно, но Ник поставил меня перед страшным выбором…И я выбрала.

А у каждого выбора есть последствия. У моего они станут необратимыми для всех нас. Мне впервые в жизни так страшно…Я боюсь этого Зверя. Боюсь того, кем он стал.

Я лишь могу надеяться, что умру раньше, чем возненавижу его…Умру, все еще любя, а не проклиная».