Сборник Попаданец
Шрифт:
— Не пойму. — Он озадаченно погладил свой подбородок.
— Все очень просто, вот смотрите и загибайте пальцы. — Я поднял руку, растопырив ладонь. — Первый палец — это мы уже с вами знаем, что граф ждал встречи, так? Так. Второй палец — это то, что, когда герцогиня пришла, граф уже был мертв, так?
— Кажется, так… — Он озадаченно смотрел на меня.
— Тогда скажите мне, почему у стола поднос с легкой закуской и два бокала? — Я рукой показал на предметы, после чего, обходя кровавый след, заглянул в каждый бокал. — Тот, что со стороны графского кресла, пуст, тот, что со стороны возле кресла для
— Э-э-м… — Он был озадачен.
— О том, что до прихода герцогини тут, рядом с ним, уже был человек, с которым он разговаривал достаточно долгое время, чтобы выпить свое вино, а также достаточно времени, чтобы гость пригубил свой бокал. — Я вернулся к стоящему возле входной двери барону, вновь показывая ладонь с двумя загнутыми пальцами. — Это третий палец. Раз герцогиня обнаружила графа мертвым, то последний, кто тут был перед ее приходом, и есть убийца. Граф его знал, граф остался с ним один на один, следовательно, в какой-то мере он ему доверял, а раз расстарался на закуску и, судя по запаху, свое не самое плохое вино, гость не слуга и не стражник, он либо кто-то из гостей либо из приближенных, с которыми он вел дела.
— Боги поднебесья! — Олаф раскрыл рот.
— Теперь смотрите вон туда, вниз стола, со стороны гостевого кресла, что видите? — Я кивком головы указал ему направление.
— Ну… Бумаги графские, похоже, свитки какие-то. — Он пожал плечами.
— Вчера, когда мы графу презентовали этот стол, все бумаги были на нем сложены аккуратно в стопки, а теперь смотрите на правую настенную панель, видите? — Я опять указал ему головой направление, где на стене возле стола виднелась клякса расплывающегося пятна крови.
— Б-р-р-р. — Его передернуло от этой картины.
— Я думаю, что четвертый палец мы загнем, если предположим, что гость подошел к столу, где сидел граф, и сказал ему что-то нелицеприятное, отчего граф вскочил с кресла, перегнулся через стол и, возможно, схватил, что называется, за грудки нашего таинственного незнакомца, смахнув бумаги со стола тому под ноги. — Я замолчал, обдумывая и осматривая еще раз общую картину.
— И? — В глазах барона можно было прочитать смесь восторга и испуга.
— Да, вы правильно подумали, в этот-то момент гость и нанес графу удар ножом. Граф был в неудобной позе, открыт и вытянут, а руки были заняты, чтоб защититься. — Я вновь указал на пятно на стене. — Это первая кровь, которая самым мощным фонтаном ударила из открытого горла графа. Напор мощный, тело еще полнокровно, и потому пятно так высоко и на удалении от стола, в то время как кровавый след в другой стороне.
— Пять будет? — Похоже, он раззадорился.
— А как же! — Я вновь указал на стол. — Видите по следу крови, как граф шел? Обошел стол слева, направляясь убийце.
— Да. — Он тоже пристально рассматривал пол кабинета.
— Пятый палец — это странное поведение убийцы, он не бежал, не ринулся прочь отсюда, он стоял и смотрел, как граф идет, заливаясь кровью. — Я загнул последний палец на ладони. — Хладнокровно, спокойно, можно даже предположить, что с удовольствием, убийца смотрел на него. На то, как его покидает жизнь. Вот скажите, вы бы так смогли?
— Да ты с ума сошел, мальчишка?! — В голосе не столько злость, сколько страх. — Это ж кем
— А я вам скажу кем. Человеком, идущим на месть, человеком, который пришел и сказал в лицо графу все, что думает, выводя своего врага из равновесия, а также для того, чтобы жертва знала, за что с ней так поступают. Наш убийца все еще во дворце, он не спешил, не убегал, он все еще здесь, чтобы, возможно, увидеть всю картину целиком.
— Закрыть дворцовые ворота! — взревел Олаф раненым медведем.
— Тише, барон. — Я взял его за руку, успокаивая. — Ворота уже закрыли, да и, судя по всему, в этом нет необходимости, убийца и не собирается никуда уходить.
— Но как же так?! — Он, не веря, помотал головой.
— Барон, собаки особо рьяно кидаются только за убегающим, а наш убийца не такой, он не считает себя преступником, он думает, что он в своем праве. Он будет сидеть у себя в апартаментах и ждать, когда мы придумаем, кто убийца, а потом с рвением, достойным похвалы, поддержит нашу придумку, оставаясь все время в тени.
— Каков нахал! — Барон топнул ногой и уже более спокойно спросил: — Как нам его найти?
— А мы будем его искать? — Я смотрел ему глаза в глаза. — Вы ведь отдаете себе отчет, что причиной смерти графа стала его жизнь, возможно, не совсем праведная? Я вот что-то опасаюсь, не вскроется ли тут секрет, который лучше бы не знать не только нам с вами, но и, возможно, супруге графа и его детям?
Наступила тягостная тишина, во время которой Кемгербальд тщательно обдумывал полученный от меня посыл. Скажу честно, мне было ровным счетом наплевать на графа и его семью. Нет, я сочувствовал вдове и детям, но вот не уверен я, что хочу копаться в грязном белье высоких особ и что правда здесь будет желанным блюдом к столу.
— Вы же сами говорили, что окажете последнюю услугу графу, — вывел меня из задумчивости Кемгербальд. — А теперь отказываетесь?
— Было б это убийство по неосторожности, из-за вспыльчивости или денег, все было бы проще, согласитесь. — Я дождался его кивка. — Вот честь по чести скажите, хуже от правды не будет?
— Юноша, — он прищуренным взглядом смерил меня с головы до ног, — я вижу, что вы видите эту жизнь без прикрас и расстались с детством. Не знаю и боюсь даже подумать, что могло произойти с вами, перевернув весь ваш внутренний мир, но скажу вам одно — то, что с детства вбивал в меня еще мой отец. Порядочность — это уже целый капитал. Мы можем быть высокими или низкими, красивыми или безобразными от природы, умными или глупыми по своему складу, но лишь порядочность, только она способна в этой жизни и под этим небом возвысить нас над всеми, невзирая на шелуху. На свете жили короли, под ногой которых были неисчислимые сотни судеб, они купались в славе и богатстве, а после смерти в книгах их называли Марк Глупый или, допустим, Пастер Недальновидный. Но есть нищие без гроша ломаного за душой, родившиеся в грязи, в ней и простившиеся с жизнью, но о них до сих пор люди говорят! Слышите? Не строчки в книгах, а живущие сейчас люди, они говорят о мудреце из пещеры Гарбдив, о странствующем монахе-лекаре из Красса! Потому, повторю вам еще раз, не растрать свой капитал порядочности, только на него можно купить себе время после смерти, другие ценности не принимаются в веках. Вы понимаете меня?