Сборник рассказов Survarium
Шрифт:
«Черт, это конкретное попадалово. Ведь кочевники всегда ездят по Лесу большими группами», - успел подумать, оттаскивая тела и кроссовые мотоциклы в чащу.
Сомнений в их клановой принадлежности не было. Кожаные темные куртки, массивные ботинки и перчатки, металлический, обтянутый кожей шлем - я убил бойцов «Черного рынка». И их товарищи, передвигающиеся целыми рокочущими отрядами, наводящих ужас на встречных своей наглостью, грубой силой и мощью - где-то рядом! Наверняка, услышав выстрелы, пешие или верхом, уже окружают
Нас, бродяг, принято считать плохими бойцами. Скрытность и осторожность - наш конек. Для нас это главное в Лесу. Сейчас мои шансы были мизерными, но все же я был в родной стихии. И таки безнаказанно ушел, запутывая, заметая свои следы.
Квест оказался на радость несложным. Я уже был предельно внимательным. Чудо-коктейль делал свое дело. Так что мне почти беспрепятственно удалось проникнуть в захваченный вылезшим вдруг из-за Края страшным зеленым языком поселок. Найти колбу с искомой жидкостью удалось быстро. Небольшую проблему создали несколько агрессивных мутантов и одичавшие, хищные перекати-поле, шагающее лианообразное дерево. Но это уже не было сложным, словно такое - обычные, повседневные дела.
А вот уже полурастворимые трупы людей долго сидели в памяти. Страшные картины, подгоняли немым укором - от меня зависит жизнь остальных выживших, которых становится все меньше, в ежедневной неравной борьбе с взбешенной природой.
И я спешил. Как мог. Но не завернуть к своим новым друзьям - было выше моих сил.
На поляне с тайником все вроде было в ажуре.
Но дальше...
Шалаш был разбросан по всей видимой окружности. Среди колей и отчетливых следов протекторов виднелась кровь, гильзы, обрывки кожи и ткани. А вот лежит, словно откушенная часть дробовика, части... человеческих тел.
Страшное предчувствие охватило меня.
Забыв об осторожности, я понесся дальше, сжимая в обеих руках пистолеты. Сердце - мой верный старенький моторчик, надрывно колотился на пределе. Дыхание вырывалось с хрипом.
Выскочив на берег лесного озера, я застыл, не веря собственным глазам, отказываясь слушать разум. Монотонно твердя себе: «это сон, это мой самый страшный кошмар. Я сплю».
Тело вдруг стало ватным, а подкосившиеся ноги не смогли удержать.
Я рухнул на колени, не отводя завороженного взгляда.
На том месте, где еще не так давно было сражение с монстром, возвышался свежий холмик, а на нем лежало тело Аразаса.
Вокруг были разбросаны перекушенные, обожженные, разорванные тела, искореженные мотоциклы и оружие. Кровь, запах вывалившихся внутренностей, грязь.
А над всем этим - возвышение с израненным, истерзанным гигантским псом, посмотревшим на меня уцелевшим взглядом с такой печалью и тоской, что сердце сжалось, остановилось и после долгой паузы, забилось уже в другом, аритмическом ритме.
Я кинулся к нему. Вытряхнул содержимое рюкзака, вытрусил обе аптечки.
Аразас не издавал ни звука. Только медленно, устало и тяжело еще дышал. Изредка, едва вздрагивал, когда прикосновение к многочисленным ранам оказывались невыносимо болезненными.
«И в этом виноват только я!».
Мой взгляд упал на покрытые влажной землей лапы и догадка, ужасная, все это время сдерживаемая предохранителями разума, прорвала заслон и вырывалась уже страшным, нечеловеческим криком-воем.
Захлебываясь в собственных слезах, трясясь от бессилия и безумия, я молотил ножом, избитыми до кости окровавленными кулаками ствол несчастной, подвернувшейся ивы, завывая и вопя:
– Убью! Всех убью! Зарежу, порву! Сволочи, твари!... А-а-а! ...Ненавижу!... И-и-и!
– и уже обессиленный, полушепотом-полустоном:
– Джи! Прости! Сволочь я! Гад!.. Прости, девочка моя.
Я рухнул полностью выжатый. Еще живой, но практически мертвый. С испепеленной душой. Уже неподвластный времени, лежал и безразлично взирал на вечное небо и перьевые облака, глотая позабытые с детства слезы...
... Тихий, едва слышный скулеж заставил повернуть тяжелую, будто чужую голову.
Маленький зеленый стебелек проклюнулся среди громадных лап. А выше, на меня глядел единственным глазом Аразас. Совсем не по-щенячьи. Сквозь невыносимую тоску и боль, виднелись сочувствие и понимание.
Не было страшного упрека.
Только пожурил: «Что же ты, Друг! Ведешь себя - совсем как мальчишка».
Тяжело вздохнул и устало прикрыл веки.
Михаил Неткачев
В последнем рейде
– Идите, идите ко мне... не прячьтесь... вам уж не больно-то много и осталось. Идите ко мне...
Деревья впивались огромными корнями в землю, сухую и грубую. Их узловатые ветви склонялись вниз, пытаясь дотянуться не то до них, не то к поляне поросшей травой и цветами... высокими, ярко сизыми, на тонких хрупких ножках, неизвестно как умудряющихся удержать несообразно большие бутоны.
– Идите ко мне, будет еще с вас польза. И мне, и Лесу... может даже кому из этих-то...
Старик, в старом, не раз чиненом тулупе, собирал их. Раздвигая руками поросли всякого сора, он аккуратно подламывал цветы у корня и складывал их в стеклянную банку. В таких банках Сумской завод раньше выпускал майонез. Раньше, не сейчас... В банке уже лежали какие-то корешки, ягоды двух цветов - синие и черные, листья, и немного грибов.
– Скоро придут морозы, и вас ... Ох, пусти-ка!
– захрипел он на дерево, веткой вцепившееся в заплатку на плече.
– Еще неделя, может две ...