Сборник рассказов
Шрифт:
Перенос черной дыры дело утомительное, однако, Оору некогда было отдыхать - вновь несколько тысячелетий в поисках - и вот она - вторая, подходящая по всем параметрам черная дыра. Надо еще потрудиться, перегнать к ней окрестные звезды...
* * *
Великая беда приключилась над коричневыми облаками Пиора.
Как всегда, поднявшись из облачных палат, летели там трое Иоров: Ора, Ор и маленький Р.
Так было на каждом рассвете: сначала они летели втроем: и Ора, и Ор, передавали маленькому Р мудрость свою - через несколько часов, когда "Бардовое сердце" стояло в зените, Р становился достаточно мудрым и продолжал полет уже сам, и звался уже Ор, вечером к нему присоединился второй Ор и тогда первый Ор, становился Орой и, на закате они ныряли в облачный дом, чтобы утром вылететь оттуда с маленьким Р...
– А что под облаками?
– спрашивал маленький Р.
– Нельзя проникнуть под облака: чем глубже спускаешься, тем гуще становятся они и, наконец, можно завязнуть там и не выбраться никогда. отвечал Ор.
– А что будет, если лететь вверх?
– Весь воздух там выпило "Бардовое сердце".
– отвечала Ора.
– Там плавает оно, дающее всем нам жизнь, а над ним только бесконечное черное облако висит.
– Куда летим мы?
– Вперед, к закату - ибо иного пути нет. Мы бежим из плена ледяной птицы, которая захватила в плен множество "Бардовых сердец". Ты видишь, на каждом рассвете от нее вырывается одно "Бардовое сердце", за день по небосводу пробегает и на закате прячется в блаженном краю. "Бардовому сердцу" один только день нужен, чтобы пройти весь этот путь, ну а мы уж давно летим. Известно, что до сих пор спит ледяная птица, иначе бы она поймала и вернула бы во мрак и "Бардовые сердца", и нас.
– Но почему "Бардовые сердца" не сбегут все разом?
– Тогда пламень их испепелит родной Пиор.
– А может ли проснуться ледовая птица?
– Нет - до тех пор, пока не замолкнет колыбель последнего "Бардового сердца".
И тут коричневые облака стали быстро чернеть; трое Иоров развернулись и вот что увидели: "Бардовое сердце" вдруг стало сужаться, и в несколько мгновений стало лишь маленькой искоркой среди тысяч таких же, повисших в черном облаке.
– Свершилось!
– торжественным хором возвестили Ора и Ор.
– Проснулась ледовая птица! Поглотила "Бардовое сердце"; вот и нас скоро догонит!
– Как же мы почувствуем, что приближается она?
– любопытствовал Р.
– По холоду.
– А что же нам делать?
– Только ждать, маленький...
Скоро пришел холод. Они еще пытались лететь куда-то в черноте, но вскоре ледяной ветер разорвал их на части, распылил над черным, мертвым Пиором. Вскоре не стало и облаков - ледяной коркой въелись они в промерзлые камни осиротевшего, оставшегося без светила Пиора...
* * *
Оор, как и намеривался, стащил к черной дыре несколько окрестных светил в том числе и бардового гиганта, который и должен был послужить основным источником для исполнения всего замысла.
Со всеми этими хлопотами истомился Оор, а еще предстояла самая кропотливая и трудоемкая работа.
Слившись с потоками, хлынувшими из звезд в черную дыру, он как нитку через ушко иголки провел эту раскаленную струю через иное измерение к дыре, что расположена была неподалеку от Оуа.
Оор вырвавшись вместе с потоком газа из дыры, разморозил Оуа, а тот, купаясь в плазме пожаловался, что ему, мол - "Жарко"
"Ничего" - устало отвечал Оор: "Ты, главное, помни, что на тебя рассчитывает сам творец сущего. Питайся этим жарким потоком, рости, и в конце тебя будет ждать достойная награда".
Оор сжал струю, раскаленной плазмы до предела - до нескольких метров и направил прямо в Оуа. Тот стал ослепительно красным, попробовал было возразить - домой, в облако свое попроситься; однако, волей-неволей, чтобы высвободить излишек наполнившей его энергии, вынужден был начать расширяться. Теперь Оор подправил его стремительный рост магнитными полями, чтобы рос он, как блин, толщиной в несколько сантиметров. Понаблюдал за ним несколько столетий, а потом почувствовал, что перед решающей схваткой не помешало бы хорошенько отдохнуть; ведь в запасе оставалось еще десять миллионов лет.
Требовалось восстановить энергию; и в спокойствии, пока разрастался Оуа, поразмышлять над судьбой галактики, над ее местом, среди иных галактик; для подобного отдыха лучше всего подходила спокойная окраинная ветвь без бурных газовых течений, с маленькими уютными звездочками вокруг которых во множестве крутились зачаточные, имеющие твердые тела цивилизации.
* * *
– Засуха. Безводье. Жара.
– Аштут без конца повторял эти три слова, прохаживаясь в тени от каменного храма, иногда он, проводил своей мускулистой, выгоревшей почти до черноты рукой по волосам; вздыхал, смотрел на безоблачное, раскаленное небо и вновь повторял сухим своим голосом. Засуха, Безводье, Жара.
По дорожке, вьющейся среди сморщенного кустарника раздались спешные шаги и вот, вздымая облака раскаленные пыли из-за поворота выбежала женская фигура, вскрикнула и, протянув руки, бросилась к нему.
– Аштут, мальчик мой!
– горестный вопль и вот она уже стоит перед ним: старая иссушенная последней засухой женщина - лицо темное, все морщинами изъеденное; в больших глазах боль, но слез нет - нет влаги; худые руки трясутся, к сыну тянутся.
– Что же ты меня оставить вздумал?! Отец то твой уже оставил, меньшой брат твой оставил, а вот теперь и сам ты, сыночек!
– Мама, мамочка не плачь! Ты же знаешь - так надо. Только так сможем мы умилостивить Тарама, великого повелителя дождей.
– Сыночек!
– отчаянно вскричала она.
– Подожди, может Тарам и сам смилуется; может завтра уже дождь пошлет!
– Ты же знаешь мама, как говорят жрецы: если Тарам не примет в жертву быка, и третью не делю не даст воды, нужна человеческая жертва и человек сам, по доброй воле должен прийти на жертвенник.
– Почему же ты должен быть, сыночек?! Ты же последний у меня остался! Почему из тех семей, где много сынов еще не вызовется никто?!
– Насильно же их не заставишь, мама. Ясно ведь и сказано: "только по доброй воле". Ну а я готов - правитель Шутур не оставит тебя без награды, до конца дней своих будешь жить в богатстве.
– Пойдем, пойдем сыночек. Завтра Тарам дождь нам принесет. Вот увидит, что у него такие преданные рабы, как ты, и сменит гнев на милость.
– Мама, для блага страны своей я уже твердо решил.
– Аштут, храбрый мой сыночек! Ведь ты еще молод совсем...
– Мама, пожалуйста...
– Я за тебя пойду! Тебе то еще жить и жить. Я стану жертвой Тарама вместо тебя, сынок.