Сборник рассказов
Шрифт:
Все эти облака - и большие и малые, неспешно до того плывшие, пришли в оживленное движенье, будто стая сказочных или змеев уходящих вслед за солнцем. А они, и впрямь, были похожи теперь на летающих огромных, но совершенно невесомых, из детских снов пришедших созданий. И у каждого из них было теперь по два крыла, и каждое чуть вытянулось - даже многокилометровые тела приобрели неземное изящество. За всеми было не уследить, все не окинуть!
Были там и небольшие облачка - птицы; они летели одно за другим ровной чередою, каждое со своим изгибом крыла. На их фоне, в отдалении рисовались темно-златые змеи исполины; где-то там, из хребта небывалых размеров высилось крыло, которое одно могло было обнять и набережную, да и, пожалуй, весь город. Один из красавцев змеев двигался как раз за мостом, и Дима поразился, как же он и впрямь похож на змея! Вот плавный изгиб шеи, вот вытянутая благородная голова, и, даже, видящийся на изгибе, под широкой бровью глаз его - выпуклый, ясно-золотистый, в отличии от всего остального, более темно тела. И все это - змей, драконы, птицы самые малые из которых были много больше высотных домов - все прибывало в непрерывном движенье; все изменялось, никто друг с другом и не соприкасался - все они, вольные, кажущиеся Диме очень печальными, летели вслед за уходящим днем.
– Ах, как я хочу полететь с вами, милые облака.
– прошептал Дима, и из глаз его катились все новые слезы.
– Вы летите вслед за этим чудесным днем, таким днем второго которого уже не будет никогда. Никогда! Вы не хотите с ним расставаться, что ж - я прекрасно понимаю вас. Были бы у меня крылья, и я бы полетел вслед за вами, чтобы вновь и вновь видеть ее личико. Вновь и вновь смеяться также, чувствовать тоже. Ах, да разве вернешь теперь это? Таковое бывает лишь единожды в жизни... Зачем же жить теперь, когда я уже испытал все, что только можно испытать?
И в это мгновенье, на него повеял легкий аромат луговых цветов, ну а на плечо легла маленькая, теплая ладошка.
Голос который, конечно же, один, второго подобного которому нет во всем мироздании, теплом шепнул ему на ухо:
– Дима...
Он обернулся, и увидел прямо пред собою личико Анечки. Теперь она не улыбалась, была очень серьезна, и восхитительно прекрасна:
– Прошу прощения, за мою выходку.
– негромко говорила.
– Да нет - что вы, что вы. Купание в такой жаркий день так освежило меня.
– Простите. Я оставила вас; решила понаблюдать, что вы станете делать, когда меня не станет. Слышала те слова, которые вы говорили последними. А облака сегодня действительно чудные. Но, как я уже и говорила, будет гроза, очень сильная. Теперь недолго осталось. Видите, люди уходят? Давайте, и мы пойдем.
"Идти от грозы в этот день? В это чудное мгновенье?" - сама мысль показалась Диме дикой, и он представил, как здорово было бы, остаться с нею здесь в самую сильную грозу, стоять среди молний; среди грохота ливня, в порывах ветрах; стоять обнявшись, шепча друг другу слова любви, или же стоять, просто созерцая, и чувствуя близость любимого человека.
Вот он и предложил Ане:
– Давайте, останемся здесь. Под дождем, под молниями. Здорово. Здорово.
Аня поправила выбивающуюся прядь его длинных, прямых волос; а Диме показалось, будто бы - это его теплою, живою водой оросили.
Аня говорила очень серьезно, не спеша, и мягко; с нежностью глядя на Диму:
– Милый, милый романтик. Наивный, добрый юноша. Ну, пойдемте теперь из парка, и там я вам кое-что дам.
В полном молчании прошли они по освещенным фонарями дорожкам к выходу, и теперь Дима не стеснялся своей молчаливости, а Аня не попрекала его. Напротив, когда их взгляды встречались, она плавно, участливо улыбалась, и Дима чувствовал, что и не надо теперь ничего говорить.
Он уже чувствовал не пламенный восторг, но спокойную творческую гармонию. Он хотел бы отвезти Аню за город, в поле, развести там под навесом большой костер, и, среди молний, глядя на любимую, не торопясь, но до утра созидать целый бесконечный мир; подать ей руку, да и уйти вместе в тот чудный мир; затем, чтобы там создать еще один - еще лучший... какие-то необъятные формы плавно росли в сознании его, но вот вместе вышли они из парка.
– Что же, здесь мы и расстанемся.
– серьезным, негромким голосом прошептала Аня, и дружески пожала его ладонь.
– Вы пойдете своей дорогой, ну а я - своей.
– Но, разве нам не вместе по мосту.
– Нет, я на автобус здесь сажусь.
– Ну что же, очень жаль. Но мы скоро увидимся, да? А можно я ваш номер телефона запишу?
Тут Аня достала из кармашка маленький сверточек, протянула его Диме:
– Вот, возьмите. Здесь все. Не задавайте больше вопросов - в этом свертке все ответы. А теперь - прощайте. Вот мой автобус.
К остановке подъехал длинный автобус. Аня, в числе иных пассажиров вошла в ярко освещенный салон, и ее невысокую фигурку уж не было видно за иными.
– Прощайте. Прощайте.
– в растерянности бормотал Дима, провожая взглядом автобус.
Подул дождевой прохладный ветер, и на черном небе ярко высветилась зарница, однако - грома пока не было.
Когда Дима дошел до середины моста, он - не в силах утерпеть до дома - развернул то, что дала ему Аня. Там была записка и еще какие-то бумажки.
Вот что значилось в той записке, испускающей запах луговых цветов.
"Дима. Сегодня я могла либо отдать вам эту записку; либо сжечь ее, и вы бы никогда про ее существование не узнали. Если же она попала к вам в руки, так знайте, что вчера, перечитывая Ваши стихи, я засомневалась быть может, мы все-таки, подходим друг другу. И вот, для окончательной проверки, устроила сегодняшнюю встречу. Но вот, если эта записка у вас знайте Вы не исправимый романтик. Я же человек совсем не вашего склада я бойкая, веселая, любящая общение девушка. Вы, Дима, человек замкнутый, людей сторонящийся, любящий тишину. Теперь подумайте - чего вы хотите? Упаси боже - не одной же ночи со мной! Вы человек серьезный, вы действительно желаете связать свою судьбу с моею на вечно. Но, подумайте - как же это возможности при разности наших характеров? Сегодня вы восторженны, да и мне было хорошо, но, подумайте, что будет, через год, через два, через три нашей совместной жизни? Не осточертеем ли мы друг другу? Я вам со своей болтовней, вы мне со своей молчаливостью, да постоянной задумчивостью. Дима, вы романтик живущий сегодняшним прекрасным днем. Так пусть же и останется у вас, да и у меня этот прекрасный день - такой наивный день! Вы будете вспоминать его с печалью, он будет для вас окутан золотистым облаком, и ясная, ничем не омраченная любовь таковой и останется. И вы для меня останетесь таким же наивным, милым романтиком. И я для вас останусь кем и являюсь - прекрасной девой. С годами память об этом дне, которым озариться вся наша юность, как и все, что уходит в прошлое, окутается вуалью святости, сна... Быть может, нам где-то потом и суждена встреча, милый мой романтик, но не в этом мире; а теперь прощайте, и ищите со мной встречи иной, как товарищеской. Прощайте. Прощайте. Аня.
P.S. Сегодня вы потратили на меня деньги. Я не хотела вас смущать, тратить при вас свои деньги (я то вас знаю). Но я возвращаю вам 250р, если вы потратили больше - сочтемся 1 сентября. И не ищите моего имени в телефонном справочнике..."
Дима перечитал послание раза три - потом отпустил и его, и деньги над черной поверхностью; шептал он при этом:
– Зачем же она так? Зачем же?
Вся панорама темной реки, уходящих вдаль набережных, беспрерывно озарялось молниями, они вспыхивали беспрерывной чередой, белой россыпью в водах отражались, все больше и больше было их. Грохотало уж со всех сторон; нарастал гул ветра, а вот и ливень налетел - плотный, такой сильный, что, того и гляди, с моста сорвет, да и унесет с собою, или в реку с моста сбросит.
Тут Дима подумал, что, пожалуй, и не плохо было бы броситься теперь вниз; раствориться среди этих молний, унестись с этой бурей; лететь все время в яростном грохоте.
Дима склонился над краем и тут, колона слепящего жара протянулась от неба до воды, метрах в двадцати пред ним - казалось, подуй ветер посильнее и эта колонна подломиться, рухнет, испепелит его.
От оглушительного треска заложило у Димы в ушах, а воздух стал жаркий, обожгло паром. А под мостом вода вспенилась, потом осветилась матовой пеленою...