Сборник рассказов
Шрифт:
– Судя по возрасту твоих детей, он овладел тобой дважды в течении семи лет, - вставил он фразу, но она не услышала.
Потому что в этот момент вскочила и забегала по комнате, говоря без умолку.
Он сидел молча, глядя на солнечный зайчик на полу и рассеянно слушал историю её жизни. В руке он держал телефон и так же рассеянно нажимал кнопки. Вид съёжившегося тела с опущенной головой распалял ей больше и больше.
– Ты что думал? Попользовался женщиной и всё? Нет, милый, за всё нужно платить...
– Сколько я тебе должен?
–
– Сколько?! Я - что? Проститутка? Дорогой! Мне нужен ты. И я не остановлюсь не перед чем. Конечно, сейчас не Советский Союз, но я смогу многое сделать. Как ты думаешь, что скажет твоя жена, если я ей расскажу...
– Она ничего не скажет, - он потянулся за брюками, - Она ничего не скажет, потому что ты будешь молчать, как рыба об лёд.
– Я не буду молчать! Как какая-то рыба...
Раздался стук в дверь.
– Мы, что? Не одни?
– Как видишь. Войдите!
В проёме, заслонив его, показалась фигура. Сзади был ещё кто-то.
– Кто эти люди? Почему они здесь? Что они хотят?
– Они хотят того же, что и ты, - он усмехнулся, найдя соответствие, - Быть со мной и денег. Но, в отличие от тебя, они их зарабатывают.
– Пусть они уйдут!
– взвизгнула она, - Мне страшно!
– Не бойся. Всё зависит от тебя.
Он затянул галстук и повернулся к вошедшему. Тот аккуратно поправил неправильно завернувшийся воротничок и потянул узел галстука слегка в сторону.
– Значит так, - спокойным и монотонным голосом произнёс он, глядя на гостей, - Будете с ней здесь. Столько, сколько она захочет. До тех пор, пока не напишет заявление в милицию о том, что её муж живёт с младшей дочерью. Не оставлять одну. Ни в ванной, ни в туалете. Пальцем не трогать, но и не церемониться.
– Ты что?
– заверещала она, - Чтобы я осталась здесь с этими... Да пусть только попробует ко мне прикоснуться!
И не успел он и рта раскрыть, как она бросилась в открытую дверь. Реакция гостя была мгновенной: захватив одной рукой за шею, он загнул её до пола, подхватил другой ладонью под коленку, поднял напружиненное тело в воздух и, шагнув по направлению к кровати, швырнул, как мячик. Вякнув сдавленно при падении, она лежала, подпрыгивая на пружинах.
– Неплохо для начала, - нарушил он тишину. И продолжил:
– Ты можешь, милая, уйти прямо сейчас. Но для этого тебе прийдётся написать то, что я сказал. Мне нужна гарантия, что ты не наделаешь глупостей.
– Я никогда не сделаю этого! Моя девочка...
– Никогда не говори никогда. А что касается твоей девочки, то всегда могут найтись подонки, которые не поглядят ни на что. И, чтобы при этом был замешан твой муж, я позабочусь.
– Ты - страшный человек!
– Нет. Я - белый и пушистый. Но не все меня таким хотят видеть.
– Мужлан!
– Хм. Даже так? А ты забыла, как на школьном вечере мне сказала: "Что ты за пацан? Не пьёшь, не куришь, от тебя мужиком не пахнет".
Она вдруг закусила руку и завыла на одной ноте, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Цирк!
– он, даже, не отреагировал на это, - Ты и так можешь? Я тебе советую не затягивать процесс. Если к завтрашнему вечеру ты не напишешь заявление, тебе сюда приведут пару отморозков с улицы. Помоложе. И наделают фоток того, чем ты с ними будешь заниматься. Мужу подарим.
– Нет!!
– Да!
– Ты мне мстишь, сволочь!
– Я? За что?
– За то, что я тогда так сказала.
Он засмеялся.
– Нет. Я тебе ещё тогда отомстил. На следующий же день.Помнишь, как на контрольной по химии, кто-то колол тебя иголкой в задницу? А сзади сидели твои лучшие подруги. Я это коромысло с противовесом целый вечер прилаживал к сиденью твоей парты, а нитку вывел туда, где сидел я.
– Я не помню, - произнесла она, - Я ничего не помню...
– Да это теперь и не важно, - он поддел плащ на руку и шагнул к двери. Задержался, подумал, подошёл к кровати.
– Самое паскудное во всей этой истории, что все родинки на твоём теле, про которые рассказывали пацаны, действительно там и находятся.
И, поворачиваясь к двери, бросил с сожалением:
– А я хотел тебе праздник сделать.
...
3. Леночка.
В последних годах издыхающего Союза в педагогике появилось интересное нововведение: первоклашек стали принимать в школу и распределять по буквам. 1А, 1Б... Отличие от старого исчисления было в том, что в 1А учились детишки приблатнённых родителей, из тех, что в белых домах заседают. И в классные руководители определяли самых-самых заслуженных (уж не знаю чем) учителей. И, соответственно, в 1Ю ходили дети, ну сами знаете, каких родителей.
Народ понял такое кастовое деление, как возможность прикоснуться к чему-то возвышенному. Интриги, взятки... Не избежали этого и молодые родители с которыми дружил я. Засунули-таки дочку в 1А. Как и чем они это сделали, я не знаю. Знаю только то, что орденоносная старушенция, которая вела этот класс, невзлюбила этого ребёнка, выделяющегося из общей когорты венценосных. Каждое родительское собрание пеняла маме, что её дочь - полный дебил, уроки не готовит, а, если и готовит, то всё неправильно.
У мамы - ума палата и она, выслушав замечания в школе, дома отыгрывалась за позор на дитяти. Делание домашних заданий превратилиь в пытки. С рёвом и шлепками. Девочку стало трудно узнать. Замкнулась, погасла, даже ростом меньше стала, как мне казалось. И это всего за два месяца после начала учёбы.
Однажды прихожу к ним в гости и в калитке сталкиваюсь с малышкой. Как обычно, шутки и подколы. Хотя я и вижу зарёванное личико девочки.
– А что это у тебя?
– я тычу пальцем ей в грудь. И, когда она опускает лицо вниз, я прихватываю полусогнутыми пальцами её носик: