Сборник рассказов
Шрифт:
Учил он, согласно адвайте-Веданте, что абсолютное, высшее начало вечное и надмирное, его многие называют Богом, - "содержится" внутри нас, а все остальное - страшный сон. Каждый человек может открыть в себе это Высшее "Я", или Бога, отождествить себя с Ним, уничтожив ложное отождествление себя со своим телом, психикой, индивидуальностью и умом, перестав быть, таким образом, "дрожащей тварью". И тогда человек станет тем, кто он есть в действительности: не Николаем Смирновым, например, не человеком даже, а вечной абсолютной реальностью, которая невыразима в терминах индивидуального бытия, времени,
Секрет (один из секретов) лежал в формуле "Я есть Я", в особой медитации и созерцании, в проникновении в Божественную Бездну внутри себя, и "технику" всего этого Андрей создал свою. Высшее "Я" - учил он каждого своего последователя - и есть твое вечное, не подверженное смерти "Я", все остальные твои "я" (маленькие "я") - его тени, даже антитени, которые неминуемо исчезнут. Их надо как бы "устранить" еще при жизни путем истинного знания и реализации этого скрытого "Я".
Не нужно никуда стремиться и бежать в потустороннее, как на луну, главное, вечное, бессмертное рядом и внутри тебя (оно и есть ты), но его нелегко открыть и "осуществить", "реализовать".
Еремеев видел правоту всего этого, но чувствовал: душа его последнее время уходит в какую-то пропасть. Он все больше и больше называл себя "метафизическим путешественником", загробным летуном. А некоторые знания у него уже были.
– Надоела мне эта жизнь, - говорил он Ульянушке.- Она ведь просто насмешка какая-то. А высшее бессмертное Я от меня все равно не уйдет. Куда Оно денется, если Оно было, есть и будет. А я хочу в иную Бездну заглянуть. А если пропаду, так...
– Сереженька, - встрепенулась Ульянушка, волосы ее вдруг разметались, и сама она стала стремительной, - нас-то не покидай. Неужто Россия тебе не бесконечна?!
Она быстро включила что-то, и потекла невероятная, таинственная, запредельная народно-русская музыка, от которой можно было с ума сойти.
– Ничто истинно ценное не будет потеряно, - ответил Сергей.
– Да и вернусь я. Мир мне надоел, а не то, что выходит за границы мира. К тому же видения все время...
– Ой, как бы не пропал ты, Сереженька, не пропал. Гляди: какие мы уютные и вместе с тем бесконечные...
– Все останется, - повторил Сергей.
– Ты сама: и хранишь меня, и зовешь в беспредельное... Мы вместе...
Все вдруг соединилось и стало почти космическим в этой комнате. Это почувствовал и Витя, который молчал и плакал, слушая этот разговор...
Сергей, уехав от Улиньки, попал в какой-то загробный запой. Собственно, запоя в буквальном смысле не было - он не брал в рот ни грамма водки, - но были внутренние видения, знаки, символы... Самое существенное и сокровенное происходило в момент между сном и явью, когда он просыпался утром.
Он чувствовал; что-то будет, кто-то придет.
А внешняя жизнь шла своим путем, и он часто оказывался в центре, на пересечении многих странных историй, случавшихся вокруг. Вот одна из них, довольно забавная. Состоялось знакомство с черепом некой дамы - старой профессорши, любившей науку и отрицавшей бессмертие души.
С ее трупом действительно произошло что-то серебряное. Сразу после смерти обнаружилось завещание, по которому ученая отдавала свой скелет и "все, что останется от моей личности", в пользу научных исследований. Одно учреждение почему-то воспользовалось этим, скелет попал в шкаф. Потом он много раз бродил по рукам студенток, пока его не сломал пьяный доцент, уснувший после буянства а шкафу. Остатки решили выбросить, но череп попал на дачу к приятелю Сергея Антону, который взял череп, приговаривая, что "ее душе теперь будет хорошо".
И череп ученой мирно отдыхал на даче у Антона, пока не приехал туда тоже для отдыха - Сергей.
– Череп убери, - вздохнул он.
– Закопай и молись о ней в церкви, пусть найдется хотя бы один шанс из тысячи облегчить ее душу - молись... Закопай череп, но только не рядом с твоей собакой.
Антон послушно закопал несчастный череп несчастной души.
...А Сергей тем временем, передохнув, вернулся в Москву. Он oгут же позабыл об Антоне, чувствуя: наконец, наконец что-то произойдет. Свое собственное тело (и человеческое тело вообще) стало его раздражать. "Как это все чуждо внутреннему "я", - говорил он самому себе, - все эти ноги, руки, кишки, пальцы, волосы - надоело, надоело, и какие они все странные, чужие, даже фантастические, и это несмотря на то, что мы к этому так привыкли... Долой! Долой! Все это ненужное! Долой!"
Свое тело казалось ему телом отчужденного чудовища.
– Не с моей планеты эти мои руки, глаза и рот, - заключал он.
Но он не ожидал того, что случилось. Это возникло внезапно, словно в нем открылись другие, нечеловеческие уже слух и зрение, или "шестое" чувство, и он просто увидел, что рядом с нашей реальностью проявилась другая, а он ее "видит" и "слышит".
Сначала это был просто странный намек, довольно абстрактный, возникло какое-то поле, точнее, "облако" и в нем безликий космос в миниатюре (как на фотографии метагалактик), словно отражение иного мира, собранное в горсть.
Он сразу на всякий случай проверил себя (он знал как): нет, это не галлюцинации, не проекция собственного подсознания, это - "оттуда".
И с этим облаком, несмотря на всю его абстрактность, а может быть, именно благодаря ей - в его душу и тело вошел ужас, так что выступили капли пота, может быть, даже внутри.
"Облако" исчезло, но потом стало опять появляться - на короткое время, иногда в самый неподходящий момент, когда он возвращался к себе домой, в одинокую комнату... Словно кто-то поселился у него и он уже стал сам у себя гостем. С бьющимся сердцем подходил теперь Сергей к своему дому.
...Будет ли там чудовище? На письменном столе, на стуле или - с неба прямо в окне... Его ужас стал понемногу подавляться внепостигаемой огромностью происходящего. Словно то был знак легкого привета из бездны... В центре "облака" всегда что-то чернело, точно желая выделиться из пустых орбит инобытия.
Сергей все-таки решил посоветоваться. Он признавал не столько учителей, сколько "советчиков". Конечно, лучше всего было бы найти Андрея - этот, невероятный, мог бы, наверное, все распознать. Но Андрей, как назло, исчез из Москвы. Оставались другие. Он пришел к ближайшему и лучшему ученику Андрея - Валентину Боровикову. Тот заключил: