Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
Террорист захохотал еще громче, израильтянин растерян и сконфужен, даже руки дрожат, не найдет им места. Явно, когда вернется, побежит к психиатру. К психоаналитику. Они все там помешаны на своем здоровье. А психоаналитик снова объяснит, что все люди от обезьяны, у них одни инстинкты, и потому надо жить по этим самым рефлексам, а не по каким-то диким понятиям...
Террорист , похоже, неожиданно для самого себя, спросил:
– А ты, правда, червяк белокожий, прямо из Америки?
– Правда, – буркнул Иуда. – Только не из Америки.
– А откуда?
– Из России, будь она проклята!
Они уже расходились, все еще держа друг друга взглядами, как на перекрестье прицелов. Террорист крикнул уже издали:
– За что ты ее так?
– Что стал таким придурком!
Глава 31
С утра в небе со стороны израильских укреплений показалось облачко, но не достигло зенита, растаяло бесследно. Фаттах, большой знаток примет и нравоучений, заявил, что облако предвещает беду для израильтян, на что Хызмет, еще больший знаток и вечный оппонент, возразил, что если облачко растаяло, то беда израильтян все же не минует.
Юсуф слушал с брезгливостью. Все в руке Аллаха, он в любой момент может переменить все знаки на небе, и то, что вчера предвещало беду, сегодня может означать удачу. Потомок старинного рода, он получил образование в Гарварде, но как гласит мудрость предков, хотя в не ту среду попал кристалл, но растворяться в ней не стал: кристаллу не пристало терять черты кристалла. Юсуф и с дипломом престижного Гарварда остался правоверным мусульманином, а жизнь среди погрязших в скотстве полулюдей, лишь укрепила в правоте пути, начертанного Аллахом, да будь благословенно имя его ныне и во веки веков.
Здесь и по ту сторону его знали как самого беспощадного из мюридов, жестокого и бескомпромиссного командира лучшего из отрядов федаинов. Он не знал поражений, израильтяне за его голову назначили огромные деньги, но Юсуф не зря учился в США и побывал в Европе: он знал, как мыслят эти полулюди, и успешно обходил все ловушки и западни. За ним тянулся след из расстрелянных, за ним горели дома и посевы кибуцев, а израильские вдовы горестно вздымали руки и сотрясали небо воплями, взывая к своему жестокому Яхве.
Сейчас они втроем лежали в укрытии, далеко выдвинувшись впереди своих позиций. Фаттах старательно осматривал в бинокль все подозрительные места, темные пятна, Хыкмет больше следил за кружащимся орлом в небе, по движению крыльев стараясь угадать, что предвещает им день.
Юсуф просто лежал, как он считал, ни над чем не ломая голову, сливаясь с этим миром, впитывая вспотевшей гимнастеркой на спине солнечный жар, чувствовал себя сыном этой скудной выжженной земли, некогда богатой лесами и реками, но пришли проклятые иудеи со своими козами, те выбили копытами даже корни трав, и вот теперь пустыня, знойные ветры перемещают горы раскаленного песка, засыпая последние оазисы. Только и радости, что накроет заодно и проклятые земли проклятого Израиля, где живут проклятые иудеи...
В нагрудном кармане негромко звякнуло. Юсуф, не глядя, тронул пуговицу, прозвенел тонкий голос:
– Юсуф, это Абдулла. Горестная весть, доблестный Юсуф, взмахнула над нами крыльями...
– Что стряслось?
Голос мялся, сквозь тонкую ткань гимнастерки рвались настолько слабые звуки, что Юсуф в нетерпении выудил двумя пальцами сотовый телефон, последняя модель, размером чуть больше зажигалки:
– Говори громче! Что стряслось?
Из крохотной мембраны донесся все такой же слабый голос, тонкая ткань гимнастерки не виновата, растяпа в самом деле мямлит и мнется:
– Юсуф, моих людей больше нет.
– Что? Повтори!
Далекий голос стал громким, словно человек стоял рядом, теперь Юсуф ясно слышал ярость и сдерживаемые слезы:
– Весь отряд погиб. Мы выполнили все, склад взорван, но на обратном пути попали в засаду. Это были люди Иуды Бен-Йосефа... Надеюсь, мы дали им бой, достойный мужчин. Когда я уходил, меня преследовал только один уцелевший израильтянин. Это был сам Иуда...
Юсуф задохнулся от приступа слепой нерассуждающей ярости. Голос что-то бубнил о коротком бое, где наверняка погибли все израильские солдаты, теперь в проклятой стране будет женский плач и причитания, но Юсуф с такой силой вдавил кнопку «NO», что внутри коробочки затрещало.
Хыкмет воскликнул встревожено:
– Велик Аллах, что с твоим лицом?
Юсуф, не отвечая, отполз назад, добрался до мелкого окопчика, бегом вернулся в расположение своего отряда. Бойцы нехотя поднялись при его появлении. Сброд, где на одного истинного борца по трое мерзавцев, которые не умеют и не хотят работать. В Сопротивлении тоже не блещут, предпочитая ходить подальше от окопов, обвешанные оружием с головы до ног, куражиться над мирными жителями, требуя, чтобы им, как проливающим кровь в борьбе с проклятыми иудеями, оказывали особые почести.
– Где тот проклятый иудей? – прорычал Юсуф. – Которого захватили вчера?
Один из бойцов, Абдул, проронил небрежно:
– Там, связанный. Ждет, когда обменяют.
– Обменяют? – рыкнул Юсуф. – Кто сказал, обменяют?
Абдул наконец увидел в каком состоянии их командир, вытянулся, сказал уже четче:
– Ему сказали, что выменяют на двух, а то и троих наших братьев, что томятся в израильских тюрьмах.
Юсуф прохрипел, чувствуя как красная пелена ярости застилает взор:
– Мы не проклятые иудеи, что выторговывают каждый шекель! Привести этого сына осла и шакала!
Израильтянина приволокли, встряхнули, сорвали повязку с глаз. Ослепленный, он щурился, жалко мигал, но когда увидел фигуры арабов, гордо выпрямился, попытался расправить плечи, но руки туго скручивала веревка.
Абдул сорвал с губ израильтянина клейкую полоску. Тот дернулся, клейкий слой выдрал юношеский пушок на верхней губе, где только-только начали пробиваться странно светлые для иудея усики.