Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
– Вот так лучше, – проговорил Данилюк самодовольно. Он расправил широченную грудь. – Нас учили отбиваться одному от дюжины! А таких... так и пять дюжин сомну одной левой.
Васек угодливо хохотнул, но почему-то оборвал смех, пугливо посмотрел по сторонам. Парни молчали, и что-то в этом молчании было нехорошее. Наконец с верхнего бревна поднялся Гена, медлительный, рано располневший парень.
– Пять дюжин у нас не наберется, – сказал он медленно. – Да и не начали мы еще, как в Москве, дюжиной на одного.
Он пошел на Данилюка, толстый и неповоротливый, кулаки его были похожи на сдобные пироги. Данилюк вытаращил глаза, даже отступил на шаг, но опомнился, метнул вперед кулак. Гена ожидал удара, даже глаза зажмурил, но пальцы сержанта в последний миг разжались, ухватили за плечо, в воздухе мелькнули ноги, и Гена ударился оземь с такой силой, что дыхание вылетело с жалким всхлипом.
– У нас умеют и так, – сообщил Данилюк.
Он развел плечи, напряг, чтобы мышцы обрисовались во всей красе, могучий и красивый, налитый здоровой тренированной мощью.
Парни беспокойно задвигались, но тишина была гробовая. Молчал и пугливо озирался Васек. Данилюк ощутил неладное:
– Да что с вами?
Почти за кругом света зашевелился и сел, обираясь спиной о забор, Федор. Лицо его было темное от крови, он ухватился за деревцо, с трудом поднялся. Парни смотрели в его сторону. Федор пошатнулся и пошел на Данилюка, нагнув голову и выставив кулаки.
– Да перестань, – сказал Данилюк, морщась. – Видно же, что я согну тебя одним пальцем!
Один из парней поднялся, Данилюк узнал того, который с момента его появления смотрел влюбленными глазами и все спрашивал, как попасть в подразделение краповых беретов. Теперь парнишка угрюмо сопел, на него не смотрел. Он выставил руку, перехватил Федора:
– Погоди. Ты не один.
Он заслонил собой, словно Данилюк должен был бросаться на них, но сержант лишь презрительно фыркал, улыбка окончательно стерлась с его красной рожи. Парень ударил быстро и ловко, кулак почти достал Данилюка в скулу, но затем в воздухе мелькнули руки-ноги, послышался удар о землю, и все увидите распростертого парня, а Данилюк с самым невозмутимым видом отряхнул ладони:
– Если здесь какое-то сумасшествие, то меня оно не коснется. У краповых беретов не та выучка.
Из сидевших в самом заднем ряду нехотя поднялся парнишка, крепенький, но совсем молодой, подросток еще, а не мужчина, даже не парень, а подпарубок. Глаза его угрюмо блистали, он сжал кулаки и пошел на Данилюка.
Данилюк отступил в великом удивлении:
– Да вы что все? Что за муха вас укусила?
– Мы люди, – сказал парнишка. Его трясло, то ли от страха, то ли от ярости. – Мы люди... Люди!
– А я кто? – удивился Данилюк.
– Ты не человек, – ответил парнишка, – ты – американец!
ЧАСТЬ III
Глава 30
В Израиль едут из России, тем более – из США, только чистые души, прекрасносердные идеалисты. Там жизнь их быстро обламывает, им проходится трудиться ручками. Даже в самом просвещенном государстве требуются ассенизаторы и слесари – арабов на все профессии не напасешься, – но все-таки эти приехавшие остаются чистыми, честными, готовыми в любой миг отдать жизнь за счастье Израиля, за победу над проклятыми арабами, за восстановление храма Соломона, за мировое господство евреев над всем миром...
В то же время народец не такой чистый, не столь благородный, с удовольствием читает статьи об успехах Израиля, но сам туда не едет, прикрываясь идеей, что он своей стране может помогать и отсюда. Бывает, помогает. Израильтянам, конечно же, любая помощь к месту: с паршивой овцы хоть шерсти клок, им-то понятно, что на самом деле эти люди помогают лишь сами себе.
Иуда приехал, все это зная и понимая. Приехал, будучи не только хорошим специалистом, но и состоятельным бизнесменом, успев побывать и умелым программистом и книгоиздателем. Приехал, чтобы сменить свой роскошный офис на пыльный окоп под палящим солнцем, а вкус красной икры на привкус горячей пыли на зубах.
Здесь его имя было Иуда Бен-Йосеф, и здесь никто не морщился. Даже ненавидимые им арабы знают, что Иудами звали великих полководцев, мыслителей, среди Иуд были цари, лекари, а то, что одного из множества иудейских пророков выдал римским властям его ученик по имени Иуда, нисколько не позорило само имя ни в глазах иудеев, ни в глазах их противников.
Только в северных странах, где учение этого пророка нашло неожиданную поддержку и развилось до мощной религии, имя его ученика Иуды стало нарицательным для предателя. А если встречали еврея с именем Иуда, то стыдливо, боясь его обидеть, добросердечные идиоты, называли Игудой, а то и вовсе Иегудой.
Сейчас он тяжело бежал по следам последнего из уцелевших террористов, увязал в горячем песке, нещадное солнца раскалило голову как слиток железа в горне. В черепе стучали молотки, иногда вспыхивали черные искры, и тогда он страшился, что упадет в накаленный песок, совсем не похожий на скрипящий снег, к которому привык с детства.
Арабских террористов удалось настичь почти перед рассветом, Тогда был короткий злой бой, уничтожили почти всех, из израильских солдат серьезно ранен только один, ранены легко двое, а сколько положили арабов, он не считал, чутье подсказало, что все-таки не всех. Был миг, когда заметил мелькнувшую тень, словно на фоне звездного неба взмахнули рукой.
Оставив отряд на сержанта, он преследовал террориста остаток ночи, а на рассвете, наконец, увидел мелькнувший за барханами силуэт. Судя по следам, террорист едва волочил ноги. Если бы поддать чуть, то достал бы в два счета, но у самого ноги как чугунные, грудь раскалена, там хрипит и клокочет, горло пересохло, а губы почернели и растрескались как кора старого дерева.
Кажется, он уже признал поражение... какое к черту поражение, просто не стопроцентная победа!.. готов остановиться, повернуть обратно, уже и так чересчур далеко забрался, здесь арабы уже хозяйничают, как у себя дома, ноги волочит как привязанные колоды, как вдруг впереди мелькнула сперва тень, затем увидел как одетый в защитную форму человек перевалил на животе через вершинку бархана.