Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
– Но почему я? – вырвалось у меня.
Офицер пожал плечами:
– Да не льстите себе так уж сильно. Интернированы все члены правительства. Краснохарева арестовали в его же кабинете... иных, ну, пока под арестом все.
– Не может быть!
– Просто старались брать поодиночке, чтобы не так заметно. Но когда не удавалось, то хватали и скопом.
Хотят сохранить, понял я, как символ легитимной передачи власти. Свергли, дескать, одного диктатора, а все члены правительства на месте, все работают, ничего особенного не случилось, все по домам, ребята. Работать надо!
А потом избавятся и от нас.
По спине пробежал холодок страха. Не потому, что где-то пристрелят, я в самом деле живу согласно взглядам, которые проповедую, а что рухнет такое великое деяние. Ведь кто-то из членов правительства, если не все, могут не просто смириться с арестом Кречета, но и войти в состав нового правительства. Профессионалы, умеют работать. А в привычных условиях работать проще.
– Если вам так важно сохранить нам жизни, – сказал я напряженно, – то здесь не просто замешана чужая рука. Она вот-вот покажется... и возьмет вожжи!
Американец с интересом оглянулся:
– Ого! Почему так решили?
– Если бы переворот делали только наши ваньки, – сообщил я, – то здесь бы всю площадь залили кровью. Как делалось сотни раз. И никто бы ничего не сказал: свои пауки грызутся. Но если придет чужой, то ему сразу надо показаться ласковым да добреньким... Так?
Он кивнул, глаза все еще смеялись, но в них появилось уважение:
– Кречет не зря вас избрал советником. Да, мы в открытую покажемся завтра-послезавтра. Одновременно с финансовой помощью в пару миллиардов. Транспортные самолеты прочно забросят в Москву партии бесплатной водки. Словом, когда пьяный народ узнает правду, он скажет, что лучше американцы, чем Кречет. Что-то не так?
Я уронил голову. Во рту пересохло, язык царапал горло. В груди был жар, словно туда натолкали горящих углей. Штатовский советник кроваво, подло, гадко, но все-таки прав. Они уже изучили нас. Еще с тех времен, когда начали готовить Октябрьский переворот, устраивали забастовки на нефтяных разработках в Баку. Может быть даже раньше, когда наш флот пришел на помощь восставшим против Англии американским колониям. Любое благодеяние не остается безнаказанным: екатериновская Россия единственная из всех стран показала свои мускулы и на той стороне планеты. Англия что, уже носит в зубах тапочки за могучим хозяином.
Пришел черед России...
Дверь с той стороны комнаты распахнулась, один за другим вошли два подтянутых офицера. Судя по движениям, поднимались снизу, так что это подземное помещение не самое глубокое. Под Кремлем, как и под центральной частью Москвы, масса подземных туннелей, из которых не все пробиты при Иване Грозном. Кое-что сделали и при Иосифе Виссарионовиче, немало при Андропове, а есть сверхсекретные ходы, о которых знает только прошлый президент с его окружением...
Первый офицер поднял на меня глаза, я узнал типа, который когда-то вломился с похожим на него громилой ко мне в квартиру. Тогда этот нагло назвался Василием Васильевичем Васильевым, а второй, если не изменяет память, Ивановым. Тогда только внезапный приход шайки подгулявших гостей спас меня от неприятностей,
В форме он выше, стройнее, подумать только, что форма делает с человеком, дело даже не в широком поясном ремне, – хорошо подогнанная форма заставляет человека чувствовать себя сильнее, увереннее, даже мужественнее... что сейчас вообще-то представить трудно, но я учесть должен, не дурак, хоть и академик.
– О, – сказал он довольно, – какая встреча!.. Сидите, сидите. Ребята, если не скажете, почему до сих пор не привязали его к стулу, придется вас всех... исключая мистера Голдсмита, в пермские лагеря.
Возможно, это было шуткой, американец тут же с готовностью загоготал, показывая огромные зубы, способные перепугать любого коня, но десантники восприняли его на полном серьезе. Привязывать не стали, но меня обыскали, вывернули все карманы, прощупали одежду и рассмотрели каждый шов.
Я, наконец, не выдержал:
– Да что с вами? Я как-то полагал ваших ребят похрабрее!
Голдсмит перестал гоготать, глаза стального цвета уставились на меня с упорством, способным просверлить дыры.
– Ребятки правы, – сказал он покровительственно, – осторожность никогда еще не мешала отваге.
– Ваши крутые парни мне только в задницу не смотрели!
Голдсмит снова с готовностью заржал, а Васильев смерил меня очень внимательным взглядом, словно всерьез рассматривал такую возможность.
– Хочу сразу предупредить, – сказал он серьезно, – ...нам известно, как вас доставили однажды на некую дачу. Известно и о том, как вы побывали на засекреченном объекте, который громко именовали военной базой. Так что с вами никакие меры предосторожности не являются излишними.
Ладони десантников на моих плечах стали еще тяжелее. Я проговорил высоким визгливым голосом, стараясь держась голос нервным и срывающимся, чтобы в нем были равные доли негодования и страха:
– Не знаю, что вам наплели, но я все равно протестую! Я – Никольский, ученый с мировым именем. Мне уже под шестьдесят, молодой человек, да-да, под шестьдесят-с, а вы со мной как обращаетесь? Я вам, можно сказать, в отцы-с гожусь! Вы мне такое инкриминируете, а я даже в армии не служил по здоровью... и мне никогда не нравились даже фильмы с насилием, стрельбой, этими омерзительными драками! И сейчас я заявляю протест... да-да!... громкий и решительный протест!
Ладони на моих плечах потеплели. Более того, стали легче. Я слышал, как напряженное дыхание суперменов сменилось ровным глубоким, как и положено сильным здоровым людям, которые охраняют всего лишь немолодого ученого, очень интеллигентного, который ненавидит кровавые сцены, протестует против забоя скота, проповедует вегетарианство и безполовой способ размножения.
По лицу военного мелькнула тень отвращения:
– Сидите спокойно. Я полковник ГРУ Багнюк, а это мои ребята из подразделения краповых беретов. Нам дам приказ доставить вас сюда, но я имею полномочия пристрелить вас. Если попытаетесь сопротивляться.