Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)
Шрифт:
Это, прежде всего, вера в то, что власть и деньги должны быть неразделимы, что правящее положение должно принадлежать элите, контролирующей «быдло» с помощью средств массовой информации и купленных депутатов. И правительство и его недруги заботились о том, чтобы сделать необратимыми итоги приватизации. И те, и другие стремились сосредоточить власть в своих руках, оттеснив соперников, не слишком задумываясь о моральной стороне дела. Именно потому, что руководители компании ЮКОС не сильно отличались от населения Кремля, правящие круги сочли их по-настоящему опасными. И применили жесткие меры.
Ходорковский является политзаключенным лишь в том смысле, в каком можно было бы назвать политзаключенными принцев и князей, запертых королями в Бастилию или Тауэр после неудачных заговоров.
Проблема не в том, насколько законен приговор, вынесенный опальному олигарху, а в том, что российское начальство пыталось оформить в категориях современного права конфликт, который в подобных категориях оформлен быть не может. Когда идет борьба без правил, бессмысленно задним числом ссылаться на законодательные нормы.
Здесь не столкновение идей и принципов, а борьба за власть в самой циничной и откровенной форме. Не может быть правового решения для ситуации, где нет правых. А для нас - холопов государства российского - глубоко безразлично, насколько корректна с юридической точки зрения позиция победителя или побежденного.
Победитель волен не только казнить, но и миловать. Об этом нам недавно напомнил президент Медведев. И был совершенно прав во всем, кроме явно не имеющей отношения к делу ссылки на равенство граждан. Права Ходорковского и его коллег из компании ЮКОС совершенно другие, чем у миллионов российских подданных, которые не сумели в 1990-е годы украсть нефтяные месторождения, металлургические компании или хотя бы средних размеров угольный разрез.
Монаршей волей было определено заключение Ходорковского, и только ею одной может быть решено его освобождение. Другое дело, что высший правитель, принимая подобные решения, руководствуется соображениями собственной безопасности и государственной целесообразности.
Средневековые короли, отпуская на волю своих противников, обычно брали с них клятву не возобновлять борьбу. Подобные клятвы далеко не всегда соблюдались. Но как показывает история злосчастного Талбота, настоящие рыцари относились к ним серьезно. Только вот похожи ли фигуранты дела ЮКОСа и их кремлевские недруги на героев рыцарских романов? Как хотите, но мне трудно представить себе Медведева, вручающего свободу Ходорковскому в обмен на честное слово! Для современной российской элиты именно обман и предательство являются хорошим тоном. А потому, в случае амнистии, я бы на месте правителей Кремля не слишком надеялся на благодарность и лояльность амнистируемых.
Как, впрочем, и Ходорковскому не посоветовал бы верить в благородство своих нынешних тюремщиков.
Специально для «Евразийского Дома»
ОТ КОШМАРА К СТАБИЛЬНОСТИ
Россия в 1990-е и 2000-е
В официальных российских кругах не принято вспоминать прошлое десятилетие. Рассказывать о нем - это примерно то же самое, что вспоминать подробности позавчерашнего пьяного дебоша. Проще сразу признаться, что, мол, перепил, потерял контроль, а что было - не помню…
Если уж заходит речь (история есть история, из песни слова не выкинешь), то произошедшее с нами объясняется тем, что на первых порах руководство страны досталось дилетантам, некомпетентным людям, в лучшем случае - наивным идеалистам-западникам, которые то ли по безответственности, то ли по глупости, то ли из-за отсутствия патриотизма или еще по какой-то субъективной причине ввергли страну в катастрофу. После чего, на рубеже 2000-х, за дело взялись серьезные люди, которые все исправили, привели страну в порядок, «подняли с колен». И теперь все хорошо. Happy end.
Что делали «серьезные люди» 2000-х в течение «лихих 90-х», нам сегодня предпочитают не рассказывать. О чем см. выше. Никто ничего не помнит, а если и помнит, то нам не скажет. Потому что по-настоящему значимые политики в современной России не имеют биографии. Если на Западе (и в любом другом мало-мальски устоявшемся обществе) политическая биография является залогом доверия к политику, основой его авторитета, то у нас наоборот: для того, чтобы к представителю власти относились с доверием, он не должен иметь биографии. Государственные лидеры обречены возникать перед нами сразу и ниоткуда, как черти из коробочек.
Между тем история 1990-х годов контрастирует с нынешним периодом скорее по форме, нежели по сути. Точно так же, как политические и бюрократические лидеры сегодняшнего дня являются на самом деле выходцами из той эпохи, так и весь российский капитализм является порождением того самого недоброй памяти переходного периода. Ничего иного и быть не могло.
Советская система была в глубоком кризисе, не только потому, что массы интеллигенции хотели перемен, но в первую очередь потому, что этих перемен еще больше хотела бюрократическая элита. То, что она дала выразить подобные настроения интеллигенции вместо того, чтобы объявлять о них самой, свидетельствует лишь о мудрости и дальновидности советских чиновников. В конце концов, те, кто формулировал политику, не несли за нее даже моральной ответственности - для этого были добровольные помощники из числа писателей, интеллектуалов, артистов и просто массовых представителей «демократической общественности», которые кричали тем громче, чем меньше понимали происходящее. К ним и все претензии.
Уже в 1970-е годы, когда брежневское руководство СССР предпочло внутренним реформам курс на стимулирование потребления за счет продажи нефти, общая траектория движения стала более или менее очевидной. Советский Союз вернулся на мировой капиталистический рынок в качестве поставщика сырья и топлива, добровольно взяв на себя роль, которую обычно играли колониальные территории. Интеграция страны в капитализм, сопровождавшаяся нарастающей коррупцией и деморализацией элиты, готовила перемены на внутреннем фронте. Естественный кризис сверхцентрализованной машины бюрократического управления, раскол единой командной системы на многочисленные ведомства (централизованные и недемократические, но все менее способные к координации между собой) структурно готовил приватизацию. Падающие темпы роста, убогое потребление и постоянные жалобы интеллигенции на отсутствие творческой свободы создавали соответствующий фон снизу.
Низы действительно не хотели жить по-старому, а верхи действительно не могли по-старому управлять. Но низы не имели ни малейшего представления о том, как можно жить по-новому, более того, никто никого свергать не собирался. Не только начальная инициатива перемен исходила сверху (так бывает во время любых значительных общественных преобразований), но на протяжении всего периода перестройки и реставрации капитализма в России низы неизменно играли роль статистов, а верхи, хоть и не без трудностей, вели страну в запланированном направлении. Вопреки видимости хаоса и смуты, события 90-х являются редким в истории примером того, как, несмотря на все управленческие, политические и хозяйственные проблемы, элита сумела эффективно сохранить контроль над ситуацией. Этот контроль ни на минуту не был потерян, хотя случались и кризисы. В 1993 году потребовалось расстрелять парламент, который вздумал принимать самостоятельные решения, в 1996 году пришлось прибегнуть к шантажу, запугивая коммунистическую оппозицию, которая, впрочем, быстро поняла свое место и фактически стала играть в одной команде с властью.