Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)
Шрифт:
Всё началось с серии договоров, которые за спиной граждан принимали чиновники в Маастрихте, Ницце и других приятных и красивых городах. Здесь, подальше от глаз публики, на конспиративных сходках представители европейской элиты договаривались о совместных решениях, фактически отменявших не только социальные завоевания трудящихся, достигнутые на протяжении ХХ века, но даже права и свободы, казавшиеся незыблемыми со времен Французской революции. В частности, право граждан каждой страны самим выбирать свои законы, право национального парламента формировать национальный бюджет и контролировать его исполнение. О чем ведутся переговоры, чем грозит рядовому европейцу подписание очередного протокола, обыватель узнавал лишь посте того, как эти решения вступали в силу. На любой вопрос относительно содержания того или иного документа гражданам отвечали потоком общих мест и высокопарной демагогии об общем светлом будущем, единстве континента и величии европейских ценностей. Либо, как и в случае с Лиссабонским договором, утверждали, будто текст его носит чисто технический характер.
Договоры и соглашения действительно были полны технических деталей, и именно ради этих деталей они заключались. Только эти «мелочи», недоступные для публичного обсуждения, радикально меняли жизнь целого континента.
Обыватель очень скоро на собственной шкуре ощутил, что после каждого нового договора его жизнь становится хуже. Речь шла об отмене социальных гарантий, снижении заработной платы и отказе от государственной политики поддержания занятости. Суть процесса, начатого Маастрихтским договором, состояла в поэтапной ликвидации европейской социальной модели и отказе от типичных для Европы культурных норм, включая традиционные представления о гражданском суверенитете. Всё это, с точки зрения правящих кругов континента, снижает конкурентоспособность Европейского Союза, который должен стать аналогом США - не только и не столько в смысле постепенного перехода к политической федерации, сколько в плане замены европейской социальной модели системой свободного рынка. Новый Союз, сформированный Маастрихтским договором, оказался мощнейшим инструментом американизации Европы, устранения ее привычной исторической идентичности. Правильнее было бы назвать его антиевропейским союзом.
Народы с изумлением наблюдали, как против их воли одно за другим принимали ключевые политические решения. Подавляющее большинство западноевропейцев было против присоединения к Евросоюзу восточноевропейских стран, тем не менее, это произошло. Большинство населения Германии и, по некоторым оценкам, Франции было против введения новой единой валюты, но это случилось. Граждане большинства стран недовольны Маастрихтским договором, но всё же он исполняется.
Решения ЕС необратимы. Даже если все понимают, что решение было неверным или неудачным, пересмотру оно не подлежит. Процедуры для пересмотра принятых решений в системе ЕС не предусмотрены. По крайней мере, формально, на конституционном уровне, Евросоюз организован куда более жестко, чем СССР. Ведь Советский Союз можно было распустить, а республики имели право выхода. В Евросоюзе право выхода не предусмотрено.
Венцом процесса демонтажа европейской социальной модели должна была стать новая Конституция, в которую вписаны были все прежние договоры. Ее-то и провалили на референдуме во Франции и Голландии. Как только стало ясно, что Конституция мертва, чиновники, собравшись в Португалии, приняли ее заново, в немного сокращенном варианте, обозвав Лиссабонским договором. Трюк состоял в том, что «конституцию» надо во Франции и Голландии принимать референдумом, а договор можно просто ратифицировать парламентским большинством, не спрашивая мнения народа. Ирландия оказалась единственной страной, где этот простенький трюк не удался.
Когда дошло до голосования, не помогло ни трогательное единство правящей партии и оппозиции, дружно уговаривавших население поддержать договор, ни давление из Брюсселя, ни миллионы евро, потраченные на пропаганду, ни десанты высокопоставленных чиновников и политиков с континента.
Когда утром 13 июня счетные комиссии, открыв коробки с бюллетенями, обнаружили, что страна сказала «Нет!», политики и комментаторы в лучших традициях орвелловского «новояза» начали бормотать про то, что их кампания в поддержку договора «сталкивается с некоторыми трудностями».
Да, трудности действительно были! Против договора дружно голосовали аграрные графства и рабочие кварталы Дублина. Даже значительная часть среднего класса выразила несогласие. Лишь в богатых пригородах столицы - ирландской Рублевке - прозвучало слово «Да». Перевес «Нет» был подавляющим.
Значительная часть граждан осталась дома, мотивируя это тем, что не будет голосовать за договор, которого не понимает. Это вызвало возмущение чиновников и пропагандистов ЕС. Разве можно выступать против решения только потому, что его не понимаешь?! Поддерживать решение, не понимая его, видимо, лучше!
Почему же после многих месяцев разъяснительной кампании большинство ирландцев констатировало, что не поняло смысл договора? Увы, цель кампании состояла не в том, чтобы прояснить содержание договора, а в том, чтобы скрыть его содержание и смысл от широкой публики, подменив обсуждение конкретных статей и формулировок общей риторикой. Оно и понятно: если бы больше людей разобралось в смысле написанного, число голосующих «против» только выросло бы.
Ирландцы прекрасно понимали, что голосуют не за себя. Как писали листовки противников договора, Ирландия оказывалась «последним бастионом демократии в Европе».
Беда в том, что единодушное неприятие массами нового порядка контрастирует со столь же явственным консенсусом европейских политических элит, включая так называемых «левых». Последние озабочены разрушением европейской социальной модели даже больше, чем консерваторы и либералы. В большинстве западных стран нет более ярых сторонников рынка, частной собственности и свободного предпринимательства, чем «социалисты».
Голосование ирландского электората знаменует не только крушение Лиссабонского договора. Оно показывает, что общеевропейское сопротивление «низов» политике элит становится всё более эффективным, а раскол между массами и «верхами» общества всё явственнее осознается на уровне общественного сознания.
Ирландцы сыграли за всю Европу. И выиграли.
СИНДРОМ ЖЕРТВЫ
Литва и Латвия начинают новую кампанию по борьбе с последствиями советской оккупации. Эстония внесла свою лепту в эту борьбу год назад, убрав из центра Таллина памятник советским солдатам, погибшим в войне с нацистами, чем спровоцировала массовые волнения в столице. На сей раз, Латвия объявила о прекращении государственной поддержки высших учебных заведений, ведущих преподавание на русском языке. Зато государство будет оказывать поддержку университетам, пользующимся языками Европейского Союза. Так что сегодня вы вполне можете открыть в Риге высшую школу, преподающую русскоязычным студентам, например, историю русской литературы на португальском или даже на старом ирландском языке, а затем на законном основании потребовать субсидий от правительства. Что угодно, только не русский язык.
Отечественная пресса тут же заявила, что Латвия запрещает русский язык. Ничего подобного: частные вузы, преподающие на русском, останутся и, скорее всего, став более дорогими, сделаются даже более престижными. Просто качественное образование на русском языке, которое латышам нужно ничуть не меньше, нежели потомкам «оккупантов», станет достоянием элиты, недоступным для выходцев из низов общества.
Литва, как всегда, пошла своим путем. Здесь запретили советскую символику, приравняв её к нацистской. Исключение сделали лишь для исполнения нынешнего российского гимна, хоть он и написан на музыку советского! Иначе государственные визиты представителей Российской Федерации в Литву оказались бы юридически невозможными, либо при каждом исполнении гимна России пришлось бы публично нарушать законодательство республики, причем в присутствии её высших должностных лиц.