Сборник статей и интервью 1995-2000гг.
Шрифт:
– заменить МВФ и Мировой Банк системой региональных банков, построенных на демократической основе, подотчетных всем странам участникам в равной степени;
– поскольку на самом деле международные финансовые институты являются не частными, а общественными (public) агентствами, необходимо разделить общественный интерес (public interest) и частные прибыли (private profit) - иными словами, ни цента, ни пенни, ни копейки общественных денег частному сектору.
Последний тезис нуждается в развитии. До сих пор крупный транснациональный капитал заставляет нас жить по законам рынка, сам же от негативных последствий рынка страхуется всевозможными государственными гарантиями. Надо изменить ситуацию с точностью до наоборот.
Они хотят рынка -
Аргументом приватизаторов в 90-е годы было то, что национальные банковские, транспортные, телефонные и т.п. компании слишком малы для глобального рынка. Правда, после приватизации большинство из этих компаний крупнее не стали. Но аргумент в принципе верен. Для того, чтобы общественный сектор работал в новых условиях он должен быть интегрирован транснационально. И это должно стать нашим ключевым требованием, дополняющим привычные для левых, но далеко не потерявшие актуальности лозунги национализации.
Программная дискуссия в движении может породить новые идеи и подходы. Чем больше их будет - тем лучше. В любом случае мы должны создать у общества и в собственной среде более четкое представление о том, куда хотим идти и к чему стремимся. Ясно, что чем более внятными будут наши позитивные требования, тем более очевидно будет несоответствие им реальных реформ и тем труднее будет для глобальной финансовой бюрократии работа с «умеренными» в нашем движении.
Между тем именно ориентация на «умеренных» сейчас является ключевым моментом в политике МВФ и Мирового Банка. Их тактика по отношению к протестующим уже определилась. Публикации в большой прессе после Праги в этом смысле очень показательны.
Часть критики признается конструктивной и отмечается, что сами лидеры МВФ и Мирового Банка настроены на реформу. Одновременно начинается массированная атака на «экстремистов», чьи действия ассоциируются с «насилием», а уличные протесты - с футбольным хулиганством.
«Серьезным» критикам финансовых институтов фактически предлагается выбор - либо косвенно поддержать реформу сверху, либо присоединиться к «хулиганам» и тем самым дискредитировать себя.
Такая политика дает возможность расколоть движение. До сих пор попытки внести раскол в ряды противников корпоративной глобализации не удавались. Мировой Банк и транснациональные корпорации затратили огромные средства для того, чтобы кооптировать НГО, превратив их в своего рода псевдо-оппозицию, главная задача которой - выпустить пар из котла и создать видимость дискуссии.
Однако этот подход, весьма эффективный в середине 90-х стал давать сбои к 1999-2000 годам. Сиэттл показал, что даже умеренным НГО выгодно присоединяться к протестному движению, ибо это усиливает их позиции. К тому же, выступая против набирающего силу движения они могли дискредитировать себя и остаться в изоляции.
На сей раз ситуация меняется. Поводом для смены ориентиров формально оказывается не стремление сговориться с МВФ, а несогласие с насилием. Другое дело, что у тех, кто отмежуется от движения и порвет с «экстремистами» никакого иного варианта кроме сговора с финансовыми институтами просто не останется.
Поскольку именно «насилие» является главной темой противников движения, мы сами должны определиться в этом вопросе.
Часть деятелей NGOs, представленных в Праге, особенно - представители американской либеральной академической интеллигенции, на следующий же день после событий 26 сентября, оценили произошедшее как «поражение», ссылаясь на то, что своими насильственными действиями демонстранты дискредитировали идеи, ради которых вышли на улицы.
Показательно,
Прежде всего, изначально, целью протеста было не только выражение несогласия с МВФ. Организаторы акции не скрывали, что собираются сорвать мероприятия фонда и банка в Праге, блокировать конгресс-центр. Подобная тактика - результат многолетнего опыта, показавшего, что на традиционные формы протеста - демонстрации, пикеты, выступления в прессе и т.п. международные финансовые элиты просто не реагируют.
Между тем срыв мероприятия, блокада зданий уже изначально НЕИЗБЕЖНО предполагают определенный элемент насилия. Вопрос, конечно, в масштабах насилия. Но то, что происходило в Праге в сентябре 2000 года отнюдь не было чем-то чрезвычайным даже по западноевропейским меркам. К тому же с самого начала вся тактика полиции и вся система ее подготовки была организована таким образом, чтобы исключить малейший шанс на успех ненасильственных действий. Невозможно пройти через полицейские заграждения, не вступая в конфронтацию с полицейскими. Сам тот факт, что первый камень был брошен в полицейских из толпы, бесспорно заслуживает сожаления. В свое время Герберт Маркузе совершенно справедливо говорил, что революция должна экономить насилие.
Демонстранты не должны провоцировать полицию. Хотя, с другой стороны, в толпе было множество полицейских провокаторов. Столкновение было абсолютно неизбежным, обе стороны к нему готовились и не скрывали этого. При подобном раскладе сторонники «ненасилия» вообще не должны были бы ехать в Прагу или, во всяком случае должны были бы честно заявить о своем несогласии до начала событий (как, например, сделали большевики Каменев и Зиновьев, отмежевавшиеся от Ленина перед Октябрьским переворотом). Напротив, крики о насилии раздались задним числом, когда правая пресса начала агрессивную кампанию против движения, а сотни чешских активистов, по большей части в уличных схватках не участвовавших, были брошены за решетку. В такой ситуации жалобы «умеренных» на насилие со стороны демонстрантов объективно оказываются выражением солидарности с полицейским насилием и репрессиями.
Ссылки на гандизм и «индийский опыт ненасилия» не выдерживают исторической критики. Прежде всего, Ганди имел в виду отказ от вооруженного насилия: вооруженное восстание это все же не то же самое, что драка с полицией на улице. Во-вторых, гандистское ненасилие в Индии сопровождалось такими «эксцессами», как например сожжение полицейских участков вместе с полицейскими. Ясное дело, Ганди осуждал такие эксцессы и сдерживал насилие, но он никогда не утверждал, будто такие события в принципе можно предотвратить. Как раз наоборот, «эксцессы» радикалов были важным элементом гандистской стратегии, ибо усиливали позиции самого Ганди и других «умеренных» по отношению к британским властям. В принципе, подобное «разделение труда» возможно и в современных антиолигархических движениях. Но моральным принципом, объединяющим «радикалов» и «умеренных» должна быть все же солидарность в противостоянии репрессивным структурам власти. Напротив, в Праге часть «умеренных» представителей NGOs фактически солидаризировались с полицией и большой прессой в атаке на сторонников «насилия».
Расширение движение, вовлечение в него представителей «третьего мира», соединение требований, направленных против международных финансовых институтов с протестом против антидемократической практики власти, коррупции и эксплуатации в рамках собственного национального государства - все это ведет к тому, что совокупное количество насилия, сопровождающего массовые выступления - на глобальном уровне - будет не уменьшаться, а напротив возрастать. Это объективная реальность от которой невозможно отмахнуться или заслониться цитатами из Махатмы Ганди. Если мы хотим минимализировать насилие, надо научиться им управлять.