Сборник статей и интервью 2006г.

Кагарлицкий Борис Юльевич

Прежде, чем обсуждать причину отсутствия социал-демократии в России, надо задаться вопросом о том, существует ли она в Западной Европе?

На первый взгляд ответ очевиден: мало того, что существует, но во многих странах даже правит. В Европейском парламенте фракция есть, и не маленькая. Конгрессы «Социалистического интернационала» проводятся. Но это опять всё на поверхности. А если заглянуть в суть вопроса, то надо признать, что социал-демократами являются те, кто разделяют соответствующую идеологию и проводят соответствующую политику. А тут проблема…

Мало того, что политику на практике не проводят, но и от идеологии публично отрекаются. Во всяком случае, Тони Блэр и Герхард Шредер это уже сделали.

Опубликовав знаменитое в конце 1990-х совместное письмо, суть которого была проста и ясна - для социал-демократических идей и традиционной социал-демократической политики в современном мире места нет. Блэр вообще не скрывал, что считает: создание в Англии самостоятельной Рабочей партии (отдельно от либералов) было исторической ошибкой. Это, разумеется, звучит довольно дико в устах лидера, Рабочую партию возглавляющего, но не более дико, чем высказывания Геннадия Зюганова о православии или его же фрейдовская оговорка о том, что революция 1917 года была бедствием для России.

В этом плане претензии Медведчука на то, чтобы представлять украинскую социал-демократию, по крайней мере, не менее обоснованы, чем аналогичные претензии Тони Блэра. Оба они безо всяких на то политических оснований пытаются торговать историческим брэндом, только у одного получается, у другого - нет. Ведь Блэр получил брэнд, так сказать по наследству, а у Медведчука получается контрафакт.

Если вернуться к Западной Европе, то социал-демократическое движение там сложилось в специфических условиях начала ХХ века, когда рабочий класс уже обладал мощным политическим потенциалом, а правящие классы, занятые колониальными захватами, готовы были откупиться от революции политическими и социальными уступками. Это устраивало и лидеров рабочего движения. Революционная социал-демократия конца ХIХ века сменилась новой реформистской политической силой. Брэнд, говоря современным языком, сохранился, а идеология и практика изменились. В проигравшей Первую мировую войну России условий для такой политической комбинации не было, потому массовой силой в условиях февральской революции стал большевизм. Точно так же не было почвы для «правильной» социал-демократии и в странах Латинской Америки, не говоря уже о колониальной Азии и Африки. Там были левые силы, но они оказывались либо революционными, либо популистскими.

Классовый компромисс, обеспечивший успехи западной демократии, поддерживался в течение большей части ХХ века. После русской революции и особенно после Второй мировой войны у правящих кругов Европы появился дополнительный стимул для классового сотрудничества: советская угроза. Надо было консолидировать общество под лозунгом «защиты демократических свобод Запада». Для того чтобы это сработало, требовалось не только сделать эти свободы реальными, доступными для большинства, но и подкрепить их социальными достижениями, которые можно было противопоставить «красной пропаганде» с Востока.

Социал-демократия - это партия классового сотрудничества, но такое сотрудничество возможно только при наличии доброй воли с обеих сторон. Парадоксальным образом, крушение коммунизма оказалось и концом социал-демократии. Правящие классы потеряли интерес к компромиссу. А политики, являющиеся профессиональными менеджерами компромисса, оказались не у дел. От социал-демократии осталось одно лишь название. Тот самый брэнд…

Брэнд сам по себе имеет ценность в политике, как и в торговле. Потому его продолжают использовать деятели, стоящие на самых разных позициях, от умеренно-консервативных, до праволиберальных. Есть даже некоторое количество социал-демократических традиционалистов, которые пытаются честно делать вид, будто в мире за последние четверть века ничего не изменилось.

Однако в России социал-демократический брэнд ценности не имеет. Попытка торговать им обречена

на заведомый провал. Смысл имеет торговать только «коммунистическим» брэндом. Он-то в России хорошо раскручен! Многочисленные попытки изобразить в России социал-демократический проект заканчиваются одинаково - бездарно растраченными средствами и электоральным конфузом. Другое дело, что бесконечно торговать одним лишь брэндом нельзя. Если не подтверждать его репутацию, он обесценивается. И к постсоветским коммунистам, перешедшим на национал-консервативные позиции, это относится ничуть не меньше, чем к западным лидерам «рабочих» партий, отстаивающим интересы верхушки среднего класса.

Выборы 2007 года в России вполне могут стать для КПРФ «последним парадом». То, что случилось с Компартией Украины, которая с огромным трудом, и, скорее всего - в последний раз, попала в парламент, может легко повториться и с российской партией. Дальше - тупик.

Геннадий Зюганов уже предупредил своих товарищей: «Под вопрос ставится само существование партии как массовой политической организации». Если переводить это с номенклатурного языка на человеческий, получается что-то вроде: «Предупреждаю вас, коллеги, что проект КПРФ может скоро закрыться».

Придет ли что-нибудь на его место? Рано или поздно замена найдется. Но в любом случае, это будет не социал-демократия западноевропейского образца.

Cпециально для «Евразийского Дома».

НАВСТРЕЧУ САММИТУ

В тот момент, когда Россия принимала на себя почетную обязанность председательства в «Большой восьмерке», никто из участников клуба, возможно, не представлял себе, сколько проблем окажется с этой встречей связано.

Сейчас, когда подготовка мероприятия в Санкт-Петербурге уже вышла на финишную прямую, все трудности и противоречия дают о себе знать.

Начнем с того, что из «Большой восьмерки» выбыло два ключевых персонажа. Герхард Шредер, уступивший Владимиру Путину свою очередь принимать встречу, уже никогда никаких международных встреч принимать не будет - сначала избиратели провалили его партию на выборах, а затем товарищи по партии пожертвовали лидером ради того, чтобы остаться в правительстве. Вполне возможно, впрочем, что Шредер подобного исхода ожидал и к нему готовился. Не случайно слухи о предстоящем переходе немецкого канцлера на работу в Газпром поползли в Германии еще до выборов. В этом плане рокировка, сделавшая Путина хозяином, принимающим встречу «Большой восьмерки» 2008 года, оказалась вполне закономерной и для Шредера далеко не проигрышной.

Другое дело - Сильвио Берлускони, который никуда уходить не собирался. На весенних выборах в Италии он сражался как лев, стараясь усидеть в кресле премьера. Но не получилось: новым главой правительства стал Романо Проди. В Италии от этого вряд ли что-то изменится, но для «клуба восьми» - потеря серьезная. Ведь это не просто совещание лидеров крупнейших индустриальных стран (без участия почему-то Китая, давно превратившегося в новую «мастерскую мира»).

«Цены на нефть взметнулись ввысь, стабильный спрос на топливо превратил Россию с ее ресурсами в серьезный фактор мировой экономики» «Восьмерка» в последние годы была закрытым клубом, где собирались люди, хорошо знающие и понимающие друг друга. Эти господа, независимо от колебаний официальной государственной политики, симпатизировали друг другу, между ними были хорошо налаженные неформальные отношения. Именно в этом была суть встреч, позволявших в дружественной атмосфере и без дипломатической риторики обсуждать свои дела. Появление новичков всегда дестабилизирует подобные сообщества, даже если в политическом отношении между новичками и ветеранами нет совершенно никакой разницы.