Сборник статей и интервью 2006г.
Шрифт:
– Ну да.
Университет «Лефортово»
– Чем крамольным вы занимались в СССР? Статья-то за что?
– «Антисоветская деятельность». За то, что понимали марксизм как критическую теорию, а не идеологию. Критическая теория означает, что ею критикуется не только капитализм, но и социализм. И сама теория критикуется. Был подпольный левый кружок. Издавали журналы: «Варианты», тираж экземпляров пять, и «Левый поворот», тут уже тираж солидный, штук двадцать. А советская система письменное слово уважала. Ну кого бы сейчас занимали двадцать экземпляров журнала? А нашей группой тогда занимался КГБ СССР на уровне Андропова.
– Когда взяли, было страшно?
– Да нет. Чувствовали, что брежневское время заканчивается, что дело развалится. Просидел в итоге 13 месяцев, выпустили
– Как к вам относились другие диссиденты? Сокамерники?
– Политических с политическими не сажали. Я был в камере с хозяйственниками. Довольно интересные собеседники. Я читал соседу по камере лекции по Фрейду, по Маркузе, а он мне - по советской экономике. Узнал много нового для себя. Что планирование, например, не работало, что экономика держалось на бартере, на «серых» рынках. Вот Гайдар и компания в тюрьме не сидели и остались темными. Думали, что хозяйство работает по учебникам политэкономии. И в итоге развалили то эффективное, что в СССР все же было. Еще я в тюрьме прочитал много книг. В Лефортово - прекрасная библиотека. Много книг 20-х, 30-х годов, сотни томов, конфискованных у «врагов народа».
– Левый диссидент - это вообще была редкость?
– Сначала было много марксистов. Потом уже в диссидентстве нарастал либеральный и националистический элемент… Как, кстати, и в элите. Вообще, официоз и подполье пересекались, связи всегда были. Например, через слой референтов и советников власти, через официальную, статусную интеллигенцию. Они общались и с номенклатурой, и с оппозицией. И когда пошел сдвиг вправо, он пошел сразу по всему фронту.
Экстрим 93-го
– Второй раз вы были арестованы в октябре 1993 года…
– За те же взгляды, что и в 82-м! По сути, за советскую власть. Сначала она была несовместима с властью КПСС, а потом - с властью Ельцина.
– Просидели недолго?
– Около двух суток. Но при Ельцине это было намного грубее.
– Это как?
– Сотрудники КГБ оказывали моральное давление, пугали тюрьмой. А в октябре 93-го сразу били. Выбивая признания в попытке вооруженного переворота.
– Выбили?
– Нет, я ничего не подписал. Не было никакой попытки тогда - с моей стороны. А спасла меня заграница, звонок из «Международной амнистии». Казалось бы, как международная организация может повлиять? Но вы не представляете, как полиция какой-нибудь Кении боится, когда им звонят прямо из Лондона. В моем случае в отделение позвонили из Токио. Международные звонки тогда отличались по звуку, и вот мы сидим в «обезьяннике», а телефон напротив как раз. И понимаем, что говорят про нас: мол, выпустили уже. А мы кричим: нет, не выпустили, врут они. Но ситуация сразу развернулась. Потом на BMW приезжает Караганов, машет корками Президентского совета: выпускайте, это не боевики. Менты говорят: рады бы выпустить, но ваш шофер тут все подписал. Готовили, дескать, переворот. Но вы подождите… и вместо того чтобы признание просто выбросить, беднягу снова бьют: выбивают отречение от показаний!
– Фирменный стиль.
– А как же! Наконец, все выбили. Но говорят - еще одну ночь будете у нас. В Москве комендантский час, дальше первого патруля от нас не уйдете. Нет уж, говорим, погостили у вас - хватит. И вот тогда выпускают с сопровождением. Четыре омоновца конвоируют, все как положено: в бронежилетах, с гранатами, автоматами. Довели до метро. А прощались очень тепло. Молодцы мужики, говорят, хорошо держались… А власть эту мы сами не уважаем!
– Экстремальный опыт еще повторится?
– Думаю, повторится. У нас любая смена власти этим чревата. В 1999 году отделались Чечней - малой кровью.
– А какие вообще планы на будущее?
– Странные люди, говорил Воланд. Не знают, что с ними будет через 2 часа, и еще строят планы.
– Но вектор-то есть?
– Стать политиком, не перестав быть теоретиком. Помните тезис из «Фейербаха»?
– Одиннадцатый? «Философия до сих пор лишь описывала мир, дело же в том, чтобы изменить его».
БЕЗ ВИНА ВИНОВАТЫЕ
До недавнего времени
Логика их действий безупречна. Сначала был нанесен тактический удар - в виде запрета импорта из двух стран, являющихся основными поставщиками на отечественный рынок. Параллельно ухудшающиеся отношения с Украиной создали проблемы для импортеров крымских вин. Растерянные торговцы устремились в дальние края, пытаясь компенсировать снижение поставок за счет товара из Чили, Южной Африки или Аргентины. Вот тут-то, выждав момент, стратеги из российского правительства наносят решающий и тщательно подготовленный удар: объявляется о срочной замене акцизных марок - не позднее 1 июля.
Тысячи и тысячи бутылок заморского вина, уже прибывшие на замену молдавским и грузинским аналогам, в одночасье становятся контрабандой. Потраченные деньги пропадают. Рестораны, магазины и супермаркеты, торгующие подобной продукцией, несут убытки. Некоторые из них (особенно - специализированные) разоряются. Обескураженное население возвращается к водке и самогону, традиционным русским напиткам. Национальные традиции торжествует. Победа полная!
За тактическими комбинациями бюрократии прослеживается и более глубокий, идеологический замысел. Власти хотят окончательно избавиться от тоталитарного советского наследия. Ведь именно в 1930-е годы народный комиссар Анастас Микоян взял курс на то, чтобы постепенно отучить жителей нашей страны от массового употребления водки, заменив её менее крепкими и менее вредными, по его мнению, винами. Этот подход поддержал Сталин - выходец с Кавказа и известный поклонник грузинской «Хванчкары», ныне запрещенной у нас в качестве опасного для здоровья зелья.
Надо сказать, что усилия Микояна и Сталина дали несколько парадоксальный результат. Жители России действительно приучились пить вино, но не столько марочные грузинские вина, сколько так называемую «краску» - мутную красноватую жидкость, продававшуюся под различными названиями, самым популярным из которых было «Портвейн 777» (вошедшим в народный фольклор как «три топора»). Эти крепленые вина были однозначно дешевле водки, а похмелье на утро получалось ничуть не хуже. Особую славу в конце 1970-х годов приобрел «Солнцедар». Происхождение этого напитка молва связывает с импортным алжирским вином, которое по небрежности испортили в процессе транспортировки. Поскольку закуплено было очень много, сотрудники соответствующих ведомств боялись серьезных неприятностей. Красное вино решено было «укрепить» добавлением изрядного количества спирта. Собственно, именно таким образом при транспортировке португальских вин в Англию был изобретен портвейн. Но на сей раз, то ли исходный материал был не самого высокого качества, то ли со спиртом переборщили, но получился не благородный напиток, а изрядная гадость. Каковая, впрочем, продавалась по очень дешевой цене и могла успешно конкурировать не только с водкой и самогоном, но даже с тройным одеколоном.
Легендарные брэнды 1970-х сейчас несколько подзабыты, хотя и не полностью вышли из употребления. Не так давно в Великом Новгороде я обнаружил магазин, который с успехом можно было бы преобразовать в мемориальный музей советского алкоголя. «Три топора» стояли на почетном месте, не хватало только «Солнцедара». Видимо, наши отношения с Алжиром утратили прежнюю теплоту.
Как известно, решающий удар по идеологическим основам сталинской системы нанесла перестройка, возглавляемая Михаилом Горбачевым. Неудивительно, что именно он развернул мощную антиалкогольную кампанию, приведшую не столько к сокращению пьянства, сколько к массовому вытаптыванию виноградников и разгрому винзаводов. Однако, как и все начинания того времени, борьба Горбачева с вином осталась незавершенной. Удалось только существенно понизить качество марочных вин. А в конце 1990-х годов потребительский бум и вовсе сопровождался массовым распространением среди отечественных граждан привычки к употреблению напитков с иноземными названиями типа «Каберне», «Мерло», «Шардоне», не говоря уже о зловещей тоталитарной «Хванчкаре».