Сборник статей и интервью 2007г.

Кагарлицкий Борис Юльевич

ОБЩЕСТВО БЕЗ ЛЕВЫХ

Вот уже несколько лет подряд как социологи, подводя итоги опросов общественного мнения, сообщают нам, что «Россия левеет». Политики разных партий с трудом учатся произносить слово «справедливость».

Они по всякому удобному поводу употребляют теперь прилагательное «социальный», надеясь таким образом завоевать симпатии левеющего электората. Однако, странным образом, собственно левых партий обнаружить на политической сцене не удается.

Разумеется, журналисты привычно называют «левой» КПРФ Геннадия Зюганова, хотя сама эта партия предпочитает именовать себя «патриотической», «государственнической» и даже «державнической». Вообще репутация

КПРФ как левой организации поддерживается исключительно её противниками и соперниками. Сами же идеологи и лидеры партии не слишком скрывают свои консервативные симпатии. Всякий, кто удосужится почитать документы и выступления представителей КПРФ, увидит классический набор идей и лозунгов, характерный для правых, даже для ультраправых: отрицание классового конфликта, восхваление государства, национальных ценностей и традиций, семейных ценностей, национальной самобытности и выдающейся роли Церкви. Остается добавить к этому неприязнь к демократии и, как бы помягче выразиться… недоверие к национальным меньшинствам, иностранцам и инородцам, а в особенности, конечно, к евреям. Всё это - стандартный ассортимент любой право-консервативной силы в Западной Европе, а в царской России с подобным репертуаром выступали «Союз Русского Народа» и «Союз Михаила Архангела», две черносотенные организации, ставившие своей главной целью борьбу против коммунизма, социализма и прочей «революционной заразы».

Коммунисты традиционного толка, опирающиеся на сталинские традиции, конечно, тоже есть, и группируются они вокруг Российской коммунистической рабочей партии (РКРП), но эта группировка на сегодняшний день уже утратила официальный статус, не сумев доказать наличие у неё 50 тыс. членов. Потеряв регистрацию в качестве партии, РКРП переживает кризис, и, возможно, ее еще ждет распад.

Что касается «Справедливой России», то тут идеологический и политологический анализ вообще не имеет особого смысла - перед нами просто бюрократический проект, когда партию строят по указанию начальства и исключительно за деньги (сначала инвестиции, потом наем функционеров, и только потом - выработка идеологии). Неудивительно, что в рядах организации обнаруживается множество людей, которые до недавнего времени даже понятия не имели, что могут оказаться левыми, просто им предложили хорошую работу за хорошие деньги.

Итак, левых в серьезной политике у нас нет, а соответствующее место вроде как занято либо дремучими националистами, либо обыкновенными чиновниками, рассказывающими занудные истории о том, как они денно и нощно заботятся о благосостоянии вверенного им населения.

Публицисты оппозиционного толка регулярно повторяют, что «Россия - страна левая». Возражая им, сторонники либерализма и «европейских ценностей» доказывают, что «Россия - страна нормальная». Однако отсутствие серьезных левых сил опровергает и тех и других. Ведь в любой западной стране с «нормальной» буржуазной демократией левые партии имеются, существуют классовые организации трудящихся, есть соответствующая пресса, не говоря уже о различных аналитических идеологических центрах и фондах (таких, как Транснациональный институт в Амстердаме, Институт марксистских исследований в Швеции или Фонд Розы Люксембург в Германии).

В общем, уникальность России на данный момент проявляется как раз в отсутствии политически организованного левого движения.

Для объяснения подобной аномалии принято было ссылаться на идеологический фактор. Либеральные публицисты уверенно говорят, что после преступлений Сталина и распада Советского Союза социалистические идеи и всё с ними связанное у нас дискредитировано. А если старая система с её жестким контролем и всемогущей бюрократией и вызывает ностальгию, то преимущественно не у тех людей, которые в других странах симпатизируют левым. Ведь трудно представить себе что-то более далекое от идеи самоорганизации трудящихся, чем КПСС.

Надо, однако, признать, что от крушения советской системы

пострадали не только советские, но и западные левые, которые много лет доказывали, что никакого социализма в СССР не было. И дело не только в том, что Советский Союз называл себя социалистическим государством. Советская номенклатура лгала по множеству поводов, и далеко не всегда её словам верили. Проблема гораздо глубже. С одной стороны, существовавшие у нас до 1991 года порядки вопиюще противоречили демократическим идеалам левых, но с другой стороны, многие принципиальные требования левого движения были в СССР выполнены. Достаточно вспомнить о бесплатном образовании, медицине, об общедоступном жилье. И даже привилегии бюрократии, вызывавшие тогда возмущение, по сегодняшним меркам кажутся весьма скромными. Собственно, потому этими привилегиями и возмущались, что общество в целом было ориентировано на принципы равенства.

Даже если общество, построенное в Советском Союзе, нельзя назвать полноценно социалистическим, это не отменяет того факта, что в 1917 году у нас произошла революция, направленная на создание социализма. Она завершилась историческим поражением, но разве то же самое нельзя было в середине XIX века сказать, например, про Великую французскую революцию? Это теперь с высоты другой исторической эпохи мы можем рассуждать о том, что, несмотря на якобинскую диктатуру и бонапартистский военно-бюрократический режим, Франция, в конечном счете, заложила для всей Европы основы нового, демократического порядка. Но для этого потребовалось полтора столетия!

Идейные споры о значении 1917 года далеко не закончены и вряд ли закончатся в ближайшее время. Однако вряд ли это означает, будто левое движение в России невозможно до тех пор, пока у большей части отечественного населения не появилось полной ясности относительно всех вопросов нашего революционного прошлого.

Точно так же неубедительны и жалобы многих левых интеллектуалов и активистов на отсутствие средств, административные ограничения, запретительные юридические нормы и прочие проблемы, с которыми сталкивается любая новая политическая инициатива. Где же вы видели, чтобы левое движение начинало свой подъем с богатыми материальными ресурсами, пользуясь покровительством власти и симпатией средств массовой информации? Все эти препятствия преодолимы там и тогда, где есть массовое осознание необходимости социальных преобразований, есть трудящиеся классы, осознавшие свои интересы.

Иными словами, ответ на вопрос о том, почему не сложилась в России сильная левая партия, должна дать социология, а не история и не идеология.

Беда в том, что люди постсоветской эпохи не то чтобы осознать свои интересы были не в состоянии. У них вообще устойчивых интересов не было!

Представьте себе рабочего бывшего советского предприятия, который в начале 1990-х годов ходит на завод и трудится там, не получая зарплаты. Кто он - пролетарий, крепостной, раб? Но тот же рабочий иногда получает компенсацию за свой труд в виде продукции предприятия, которую он сам или его родня пытаются продать на рынке или обменять. Выходит, перед нами мелкий буржуа? Торговец? Коммерсант? Тот же самый рабочий ещё и выращивает картошку у себя на огороде - это далеко не способ приобщиться к природе: от этого крошечного огорода зависит выживание семьи. В начале 1990-х годов анализ забастовочной активности в Кузбассе показал: чем меньше урожай картошки, тем больше стачек.

В общем, наш рабочий превращается в крестьянина. Но ко всему прочему он, скорее всего, немного ворует у себя на заводе (и не видит в этом ничего дурного, поскольку администрация, в свою очередь, ворует у него, недоплачивая и задерживая зарплату). Если он не ворует материалы и запчасти, то непременно ворует электроэнергию. Даже работники исследовательских институтов, которым утащить нечего, воруют время. Например, ведут семейные разговоры по междугородней телефонной линии, делая вид, будто обсуждают профессиональные проблемы.