Сборник статей, материалов и документов - Был ли Сталин агентом охранки
Шрифт:
До последнего времени не были опубликованы документы, которые не вызывали бы сомнений в своей подлинности и подтверждали бы связи Сталина с царской Охранкой. Только в конце восьмидесятых годов такой документ был мною найден и частично стал достоянием гласности. Оригинал его находится в Центральном архиве Октябрьской революции и может быть перепроверен. Доступна и копия, хранящаяся в архиве Серго Орджоникидзе в РЦХИДНИ5.
В документе Охранки говорится: "Коба оставался в Москве лишь одни сутки, обменялся с секретной агентурой сведениями о последних событиях партийной жизни... ". Агентом был Портной -- кличка Малиновского. Вновь найденные материалы не только поразительно стыкуются с утверждениями Орлова, но
дополняют
Кому еще такие сведения, как, например, "большие усы", были нужны, кроме Охранки для целей сыска, для заполнения жандармского досье?
К тому времени стали распространяться слухи о провокаторстве Малиновского. В газете "Луч" появилось письмо, подписанное буквой "Ц". Предполагалось, что автор этого письма была Л. О. Дан (Цедербаум). Вот как описывает Г. Я. Аронсон, со слов Л. О. Дан, то, что последовало: "К ней на квартиру пришел, добиваясь от нее прекращения порочащих Малиновского слухов, большевик Васильев (среди меньшевиков его называли Иоська Корявый). Это был не кто иной, как Сталин-Джугашвили"9.
Вскоре Ционглинский опубликовал письмо, подписанное "Гражданин Ц". Там говорилось о необходимости расследования "темных слухов". И вновь в защиту Малиновского выступил Сталин. Вот рассказ об этом Л. О. Дан: "Тов. Василий... предложил встретиться со мной... в разговоре, довольно отрывочном, требовал прекращения "травли" и грозил мне уже не помню чем, если "это" не прекратится"10.
Невольно задаешь вопрос: кого еще, кроме Малиновского, так яростно защищал Сталин?
Джугашвили участвовал в экспроприациях, был причастен к убийствам. Жандармы, несомненно, знали об этом. Но материалов о прямых или косвенных дознаниях не сохранилось. По мнению Юлиана Семенова, в пользу версии о возможности сотрудничества Сталина с царской Охранкой говорит то, что ни он сам, ни его коллеги-историки ни разу не встречали в архивных фондах протоколов допросов Джугашвили-Сталина. Нет ни одного объявления о нем во "всеимперский розыск"11.
Однако весной 1913 г. Джугашвили все же был арестован. Много позже Т. А. Словатинская со слов Сталина написала: "... Он зашел по делу к Малиновскому домой, тот очень настойчиво звал его с собой на концерт". Сталин якобы не хотел идти, отговаривался тем, что у него "нет настроения и вообще
он совсем неподходяще одет, но Малиновский пристал, даже нацепил какой-то свой галстук"12. Если все происходило подобным образом и провокация столь очевидна, то почему же об этом не было рассказано во время одного из трех расследований дела Малиновского? Сам Малиновский на суде утверждал, что директор департамента полиции Белецкий просто поставил его в известность о неизбежности ареста Кобы13.
По свидетельству А. Орлова, недовольство Сталиным хозяев Охранки было связано с его неудачной интригой -- попыткой дискредитировать Малиновского перед высшим начальством царской полиции, чтобы самому подняться по тайной иерархической лестнице14.
Не в пример 1911 г., когда Джугашвили был "выслан в избранное им местожительство", на этот раз он оказался в действительно суровом Туруханской крае. О приезде туда Сталина вспоминала Р. Г. Захарова: "По неписаному закону принято было, что каждый вновь прибывший в ссылку товарищ делал сообщение о положении дел в России... Сталин пришел в приготовленную для него комнату и... больше из нее не показывался. Доклад о положении в России он так и не сделал"15. Отношения со ссыльными революционерами, отсутствие в них всякой теплоты еще ярче высвечивают подобострастную дружественность в письме Кобы к Малиновскому. В сопроводительной записке к этому письму от 14 января 1914 г., обнаруженному писателем Юрием Трифоновым в фонде ЦГАОР, говорилось: "Представляем при сем агентурные сведения за No 578, автором которых является гласноподнадзорный Туру-ханского края Иосиф Виссарионов Джугашвили". Начинается это письмо обращением к Малиновскому: "Здравствуй, друг!" Далее в самой доверительной форме говорится о слабости здоровья, "подозрительном кашле" и прочих невзгодах. Навязчиво повторяется жалоба на дороговизну: стоимость разных продуктов указывается вплоть до копеек.
"Бедный" Коба подчеркивает, что ему "нужно молоко, нужны дрова, но денег нет, друг". Обращение к Малиновскому "друг" повторяется и далее, чередуясь с маловразумительным восклицанием "черт меня дери!". Заканчивается письмо соответствующими словами: "Крепко жму руку, целую", приветствиями жене, детям и краткой подписью "Твой Иосиф"16.
В этот период жизни Сталина обращает на себя внимание и его приятельские отношения с полицейскими охранниками.
С годами разговоры о поведении Сталина в ссылке не прекращались, и в 1930 г. всевластному генсеку пришлось давать объяснения. Приведем выдержки из документа, обнаруженного членом-корреспондентом РАН В. А. Куманевым в фондах РЦХИДНИ. Сталин писал:
"М. Мерзляков был стражником. По заданию пристава наблюдал за мной (других ссыльных не было тогда в Курейке).
Понятно поэтому, что в "дружеских" отношениях с Мих. Мерзляковым я не мог быть. Тем не менее я должен свидетельствовать, что если мои отношения с ним не были "дружескими", то они не были и враждебными... Объясняется это, мне кажется, тем, что Мих. Мерзляков относился к заданию формально, без обычного полицейского рвения, не шпионил за мной, не травил, не придирался, сквозь пальцы смотрел на мои частые отлучки и нередко поругивал пристава за его надоедливые "указания" и "предписания". И. Сталин. Москва, 27 ноября 1930 г. "1.
Примечательно, что о получении денег, которые когда-то якобы объясняли дружественность в отношениях Сталина с Мерзляковым, вообще не упоминается17.
В дальнейшей своей жизни, уже во главе государства, Сталин по-прежнему предпочитал приближать тех, у кого в прошлом были тяжелые проступки и даже весомые доказательства связей с различными полицейскими организациями.
Показательно и то удивительное спокойствие, с которым Сталин воспринял сообщение Мануильского о том, что Вышинский был связан с царской Охранкой и выдал полиции нескольких бакинских большевиков. Аркадий Ваксберг рассказал: "Получив это письмо с лаконичной пометкой "Тов. Вышинскому. И. Ст. ", ближайший сталинский подручный прервал свой отпуск и лечение за границей и вернулся в Москву. "А вернулся он, -- пишет А. Ваксберг, -- для того, чтобы работать в архивах. Что он искал там? Не пытался ли уничтожить то, что могло его изобличить?"18. И только ли его или его и Джугашвили, с которым он сблизился в давние годы в бакинской тюрьме?
В период массового террора в 30-е годы, как-то в разговоре с Хрущевым Сталин заметил, что и на него в НКВД есть показания о темном пятне в биографии. Какое "пятно" -- Сталин не уточнял, как бы давая понять Хрущеву, что тот сам знает. Действительно, Никита Сергеевич знал: "Тогда, хоть и глухо, но бродили все же слухи, что Сталин сотрудничал в старое время с царской Охранкой и что его побеги из тюрем и ссылок были подстроены сверху"19.
Хрущев полагал, что до Сталина доходили какие-то слухи, но речь, вероятно, шла не о них, а о том, что чекисты сами подбрасывают "фальшивые" материалы. Подобное не звучит