Сборник: стихи и письма
Шрифт:
Простирай нагие руки
Над колеблемой чертой.
1922
Ты - раздвигаешь золото алоэ,
Ты - горишь улыбкой, ты -
В пляс цветающих плечей,
Ты - бежишь в очи ключом студеным,
Замолкая тусклым блеском обломок речей.
Я только дрозд журчливых слов потока,
Надо мною - безмолвится
В солнце горящий лист,
Я гляжу на праздник небесных Ориноко,
Где режет чистоту ласточки клич.
О, прозрачных столбов воздушных
Целящая пустыня,
Блаженных
Милый танец солнца нежной пыли,
Сладкий, глубокий, как уста.
Нет, повторить ли очарованье,
Эти заливающие синью глаза,
В этом море мира - мир и воля,
Хрустальный берег радужного холма.
1922
(Опубликовано в сб. "В Политехническом вечер новой поэзии...", с разночтениями)
Этот нежный отдых в долине, едва колеблемой ветром,
В этой слезной и радостной очищающей глубине,
Где плывет райский тигр с золотыми зубами,
Шелковистый и тихоречивый, почти нерасслышанный тигр.
Он восходит лучам, и большие крылатые рыбы,
Словно медленный запах, расходятся по воздушным волнам,
Превращаясь из нежного сумрака в ярко горящую розу
И в мелодию уклончивых и невыразительных трав.
Дай устами испить этот ветер горячего мира,
Невозможный, неверный полет догоравших ресниц,
Где смеется и плачет лучистая, звонкая лира
Изумрудных и исчезающих томным весельем зарниц.
1931
Серое одиночество
Трав и замерзших камней,
Прячась от ясного месяца,
Редкие звезды блеснут.
Слабо Медведица точит
Семь драгоценных огней
В тихое звездное время,
Тронув туманную глубь.
1934
Из цикла "Глоссарий к словам Гете"
Как раз то, что несведущий человек
принимает за природу, не есть природа
(с внешней стороны), а человек (природа изнутри).
Открывается дверь - и тихий
Свет расцветает в тиши.
Путник прощается с домом
И исчезает во мгле.
Как бы узнал я о свете,
Если бы ныне не он
Осторожно в него облекся,
Вырос и вышел вон.
1937
Из цикла "Подражание старинной Музе Росской"
В.К.
Дыханье милой розы
Я в тишине узнал,
Невольны сладки слезы,
Вздохнувши, не сдержал:
О, путеводец чистый,
О, жизнедавец мой!
Мой ангел серебристый,
Любимец мой родной.
1945
Чего боишься, сердце, ты?
– Всего-всего-всего...
Пред кем таишься и молчишь
В уюте тишины?
– Таюсь - боюсь - едва взмолюсь,
– Не зная никого,
– Мольбу не смею повторять,
– Не смею очи поднимать,
– Всё жжет мне очи, всё!
Но если жизнь твоя прошла
И ждет тебя земля -
Чего страшиться в пустоте
В безмолвной наготе?
– Чего? не знаю. Не могу
– Сказать, куда бегу,
– Но лучше мрак и пустота,
– Чем черная мечта -
– На перекрестке, на углу,
– В стенах и на полу.
1950
День сегодня был весь чистый.
Прозрачный - обиженный - гордый,
Весь в алмазинках, весь в искроплещущих слезах.
Пойдем на террасу!.. Темно.
– И как только...
Ветра всклокоченная морда
Сунется пушистая ласково в рукав.
Еле внимательно взглянув и улыбнувшись: "Это ты ли?
Что ты хочешь в моей громопобедной мгле?
Видишь - а вон там синезоркие звезды всплыли
И, пронзая душу негасимым блеском, стоят в вышине?
Сладко образуя серебряные узоры,
Синеватое сиянье... сапфирных племен...
А не хочешь тучу? такая огромная серолиловая мгла -
Вслед за ней табуны молний, змеевидный огонь?
Мигом пригоню!.."
И летит в просторы,
Горяча березы, увлекая тени.
Снова - тишина.
И никого. Прохлада и пахучий лист.
Тихий сосновый переливчатый хвойный свист.
1953
Архив творчества поэтов «Серебряного века»
Сергей Бобров - http://slova.org.ru/bobrov/index/
Биография
Сергей Павлович Бобров (1889-1971) родился в дворянской семье; отец — чиновник Министерства финансов и известный шахматист, издатель журнала «Шахматное обозрение», мать — детская писательница.
Получил образование в Катковском лицее и Училище живописи, ваяния и зодчества, откуда ушел в Московский археологический институт. Участвовал в выставках «левого» искусства.
Литературным отцом считал В. Брюсова — ему посвящено первое напечатанное стихотворение в журнале «Весна» (1908).
В 1913 возглавил издательство кружка «Лирика», выпустил там свою первую поэтическую книгу — «Вертоградари над лозами» (1913), иллюстрированную замечательными рисунками Н. Гончаровой.
Влияние Брюсова и А. Белого уравновешивалось в ней оглядкой на французских «проклятых» поэтов, которых Бобров тогда переводил. Большее внимание в эти годы он привлекал к себе как острый критик, в пылу полемики не боящийся использовать самые рискованные средства.