Растут нелепые цветына рукаве ночной рубахи,и ветер мнет в саду кусты,а сердце замирает в страхе,а сердце падает как мячот этой непослушной крови,от приключений, неудач,от светлых крыльев в изголовьи.Не отойдя и не остывот всех забот и дел вседневных,ты слышишь сладостный призывк замене легкой. И не гневно,не торопясь и не дрожа,ты приучаешься заранеи пальцы жадные разжать,и все отдать, себя не ранив.И вот – забудь, что есть земля,где счастье места не находит,что плечи слабые боляти жизнь почти что на исходе.Тебе даны следы удачи больше четверти столетья, –она труднее всех задач –ищи залог судьбы в ответе.Но
числа пухнут и растут,и тут в невиданном размереответ свивается как жгут.Молчит расчетливый Сальери,а воды льются и гудяти распирают водоемы.и путники глотают яд,и все товары невесомы!А мы бросаем как копьеодно пронзительное слово.И вина крепкие мы пьем,чтобы забыть. Сквозь бред больного,сквозь крик любви и детский зовкрадется вор и звезды блещут,перо в силках своих же строфотбрасывает тень зловеще…И вот решаясь на дуэль,бросая смертности перчатку,готовим сыну колыбельи строим дом пустой и шаткий.Цепляясь за последний миг —хоть миг еще на этом свете! –мы пишем много странных книги не стареем на портрете.Как страшно телу умереть!Но умираем мы охотноот горя, от любви, и впредьготовы мы бесповоротновсей милой жизнью заплатитьи смертью искупить ошибку,и так легко теряем нитьв тумане призрачном и липком.Душе, готовой для разлук,встречаться суждено с любовью.Ах, ворожейка, много мук,глаза цыганские и брови!Слова – волшебный плеск весла –распоряжаются вещами.Как будто нам земля мала,любимым рай мы обещаем.И этот мир такой родной,и так легко дышать при этом,а небо над тобой однои слышит праздные обеты.Кто любит, тот теряет счет,кто любит, тот всегда — навеки…Кто любит, тот легко убьет,любовь, как мартовские реки.А память? Память, голос мой, —все та же гонка за бессмертьем.Цветы засохшие, письмо,так, как получено — в конверте.Нас сушит давняя мечта,нам хочется, пронзая воздух,для всех, всегда, всегда блистать,напоминать, как эти звезды.И будущие наши дниснимает с картой суеверье,а затаенный страх саднити заглушает пенье Мери.И мы трепещем — здесь, теперь…Торопимся — ведь скоро, скорооткроет ветер нашу дверьперед шагами Командора.
«Легко рифмуя эту жизнь с любовью…»
Легко рифмуя эту жизнь с любовью,слагаем мы своей судьбе стихии воспеваем в окрыленном словевседневный труд и темный след сохи.На грохот войн, на первый плач ребенкапокорным эхом строфы зазвучат…А по ночам о Музе… Жалом тонкимчетверостишья вкрапливают яд.В полубреду, в построчном исступленьитак славить мир – хореем – наш удел,но о тебе, но о твоей изменееще никто, смиряя боль, не пел.
«Роняет небо сонную звезду…»
Роняет небо сонную звезду –мы произносим сбивчиво желаньеи, в суеверном мучаясь чаду,мы все о чуде думаем заране.Мы все от счастья многого хотим,давая мало… Вспыхнут лица,глаза солгут, и ночь пройдет как дым, –потом томиться, звать, томиться…И мы всю жизнь единственную ждем,и только об единственном мечтаем,жалея многих, уходя вдвоеми говоря — со слов чужих — о рае.«Меч». 18.IV.1937
«Под пришепетыванье крови…»
Под пришепетыванье крови,под темный говорок вина,в полуулыбке, полусловезатаиваю чудо сна,удерживаю легкость тела,свое блаженство неумелотеряя.Добрый рай теряя —— ступай, иди, засов открыт! —с недоуменьем принимаюподарок новой жизни – стыд.………………………………………Кто, овладев волшебным грифом,какой поэт, каким перомсмущает нас бессмертным мифом,а кровь бунтарским шепотком?!«Современные записки». 1937. Т. 65.
«С усилием, туго светает. Спеши!..»
С усилием, туго светает. Спеши!Еще за окном синевато и томно…Почти что еще не светает… Пишии вздрагивай, плача…покамест нескромныйи грубый не ввалится в комнату день(халат нараспашку, колпак набекрень).С усилием, туго светает. Пишии рви черновик неудачного счастья…Как скупо и звонко (так нищим гроши)часы обронили удары.На частибумагу, а ночь на куски…И крикнуть!.. И крикнуть, схватясь за виски.Опомнись, утихни… Ведь строже, чем мать,нас день призывает к порядку вселенной.Опомнись, довольно… Ведь надо желатьспокойного доброго утра смиренно,пока истлевает— чего же мы ждем? —нездешнее счастье в столе под замком.«Журнал Содружества». 1936. №10
ЗОЛУШКЕ
Посыпав пеплом… Пепел не от горя —от бедности, от скудости твоей…Красавица, всегда покорна в спореи младшая. Всех младше и милей.Он о тебе подумал. Сандрильона,на Музу — Музу! — крикнул, не стерпел:не о царях, волшебницах на тронах –о рваном Замарашкином тряпье!Он бросил стих как вызов, как перчатку, –зола легко лежала на руке,а у щеки вилась пушисто прядка,как золото, укрытое в песке.Течет река, и дышит лес, и многона этом свете радостей и благ,а у тебя на первый бал дорогаи золотая туфелька – твой флаг.Ты с каждою страницей хорошеешь,все ближе к славе и любви – тайком.Но выдержит ли худенькая шеякорону царств, придуманных пером?!
«Ты любишь и бьешься, и гибнешь, сгорая…»
Ты любишь и бьешься, и гибнешь, сгорая,тебя бы утешить никто не сумел.В угрюмые ночи ты бредишь о рае,ты плачешь стихами — таков твой удел.Всю душу на рифмы, любовь на волокна,кружат, выплетаясь, стихи-кружева,а ветер стучится в ослепшие окна…Ты ищешь, последние ищешь слова.А ветер несет типографскую краску;готовая к пытке, душа не поет.На всю твою нежность горючею ласкойсвинец переплавленный — горе твое.И снова рождаясь под грохот и гулы,раздавлена валом, выходит душа,на злую любовь по-другому взглянула,мертво одеяньем бумажным шурша.Твоей неразрезанной книги одежды!Рифмованный холод, подавленный стыд!Читай же: ни горечи нет, ни надежды —и черным по белому — нищая ты!
ПОЭТ
Кораллы на нитке,а слово в строке,да оловом жидкимпечаль на щеке.И Музою избран,и конь твой крылат,но рай твой не прибран,не вымощен ад.Идет спотыкаясь,и каждый толкнет…Но гордость какая!Походкой в полет.Пусть голос под шарфом,но молвит ли он —эолова арфа,вериг перезвон.И крепко зажато,хоть жалит порой.— винтовка солдата –навеки перо.
КОЛЬЦО
От всех начал до всех концови без конца и без начала.Бледнеют лица от венцов,клянется вечность над металлом.Роняет теплый воск свеча,и тускло золото колечек,и белым дымом на плечахфата уборов подвенечных.А белка бьется в колесе —в кольце земных сует, надежды,и, ноги омочив в росе,измявши белые одежды,душа присела на крыльцо,чтоб спеть с тоскою семиструннойо том, как спаяна кольцомее единственная юность.Ах, потеряла я любовь,ах, потеряла я колечко!В крещенский вечер стынет кровь,гудит затопленная печка,и не мигая ты глядишьв круг золотого предсказанья, –колдует над стаканом тишь,и в дверь стучится обещанье.Но все мутней вода в кругах,стакан дрожит от бури темной,ты видишь, отгоняя страх:тяжеловесным и огромнымкольцом навеки скован свет,кольцом экватора. И гибель,шагая за судьбою вслед,нам возвращает перстень в рыбе.Но кольца на груди бойцовкольчугой против стали острой, –тут обручальное кольцо,тут перстни графа Калиостро.И все же смерть, – глухой гонец,чудесный символ презирая,найдет и подчеркнет конецмежду тобой, землей и раем.
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ
«Сжимала все упорней тьма…»
Сжимала все упорней тьма,как в мертвой хватке, злую челюсть,и было время как тюрьма,и, поднимая легкий шелест,сгорали звезды, и нагартуманом сыпался на плечи,на гуттаперчевых ногахв дверях покачивался вечер.И бились, бились об углывещей, расставленных когда-то,тоска, восставшая из мглы,и полы старого халата.Пугала белая кровать,и душный сумрак щерил зубы,а сердце верило опять,что слышит ангельские трубы.Мертворожденные мечты,как тень, сгибаясь, забегали,вели за город, за пустырь,за очарованные дали.Пустое тело, став смелей,с землей готовилось проститься,чтобы под шелест тополейблеснуть над городом зарницей.Все возвращалось, все опятьсамо собой к тому же дому,и снова – стены и кровать,как вкус щекочущих оскомин.И плоть, сожженную дотла,как платье бросивши на стулья,так уходила, так ушланочь на двадцатое июля.«Меч». 18. IV. 1936
