Сборник воспоминаний об И Ильфе и Е Петрове
Шрифт:
Напомним молодому читателю, что И. Ильф и Е. Петров очень часто в ту пору печатались под этим псевдонимом.
И вот в назначенный день явились в редакцию Ильф и Петров с пустыми руками. Добрейший и милейший Михаил Захарович Мануильский, тогдашний редактор, был вне себя, но сердиться он не умел, и его выговоры нерадивым авторам не отличались высокой квалификацией.
– Товарищи!
– сказал он Ильфу и Петрову.
– Нехорошо... Ей-богу, нехорошо... Поймите - нехорошо...
– Завтра будет хорошо, - сказал Ильф.
– Завтра рано утром мы принесем, - добавил Петров.
– Всю ночь будем работать как проклятые, - сказал Ильф.
–
Но редактор был неумолим. В его голосе появился металл.
– Садитесь вот за этот стол и работайте, - сказал он.
– Вы не уйдете отсюда, пока не напишете фельетон. Понятно?
– Ничего не попишешь - придется писать!
Не помню, кому именно принадлежало это восклицание, но друзья осуществили свое намерение.
Они сели в углу комнаты за маленький столик и приступили к работе, не обращая ни малейшего внимания на всех прочих, находящихся здесь же, - на сидящих, курящих, говорящих, шумящих.
Садясь к столу, Ильф торжественно произнес:
– Первая фраза фельетона должна быть такая - "Позвольте омрачить праздник".
А минут через десять мы услышали, как Евгений Петрович читал Ильфу черновой набросок тех строк, в которых намечалась тема вещи!
– "О читателе нужно заботиться не меньше, чем о пассажире. Его нужно предостеречь.
Именно с этой целью здесь дается литературная фотография ("Анфас и в профиль!" - добавил Ильф) поставщика юмористической трухи и сатирического мусора" .
– "Работа у него несложная, - добавил Ильф.
– У него есть верный станок-автомат, который бесперебойно выбрасывает фельетоны, стихи и мелочишки, все одной формы и одного качества".
Так они сидели и работали, спорили, смеялись. Иронизировал Ильф, горячился Петров.
И все явственнее возникал в этих спорах острый фельетон против халтурщиков на сатирическом фронте.
В фельетоне были пародии на шаблонный международный фельетон, на такой же фельетон на внутреннюю тему, но особенно, по-моему, удалась пародия на эпиграф ("Из газет") к стихотворному фельетону.
Вот этот эпиграф:
"Сплошь и рядом наблюдается, что в единичных случаях отдельные заведующие кооплавками, невзирая на указания районных планирующих организаций и неоднократные выступления общественности и лавочных комиссий, частенько делают попытки плохого обращения с отдельными потребителями, что выражается в недовывешивании прейскурантов розничных цен на видном месте и нанесении ряда ударов метрическими гирями по голове единичных членов-пайщиков, внесших полностью до срока новый дифпай. Пора ударить по таким настроениям, имеющим место среди отдельных коопголовотяпов.
(Из газет)"
После этого маловразумительного эпиграфа следовал фельетон, состоявший из четырех стихотворных строчек:
Нет места в кооперативном мире Головотяпским сим делам. Не для того создали гири, Чтоб ими бить по головам...
Редактор торжествовал. Фельетон получился, и очень неплохой фельетон!
Они много работали. Они любили работать.
Они страстно любили свой жанр, но при этом не чурались никакой черновой работы в журнале.
Они были уже почитаемыми и читаемыми писателями, но если нужно было отредактировать читательское письмо, они это охотно делали. Написать десятистрочную заметку? Пожалуйста! Шутливый диалог из двух строк? С удовольствием! Смешную подпись под карикатурой? Давайте сюда!
Они никогда не играли в маститых.
В этом, вероятно, и состоял один из "секретов" их популярности у читателей и любви, с какой мы все неизменно к ним относились.
ИГОРЬ ИЛЬИНСКИЙ
"ОДНАЖДЫ ЛЕТОМ"
Сценарий И. Ильфа и Е. Петрова "Однажды летом!", написанный ими в конце 20-х годов, после выхода "Двенадцати стульев" и "Золотого теленка", представлял собой для актера нечто весьма заманчивое. А мне еще предстояло быть занятым в будущем фильме не только в качестве актера, но и принять участие в режиссерской работе. Предполагалось, что картина будет сниматься в Киеве, в "Украинфильме".
Вот в связи со всем этим я и оказался в Нащокинском переулке, в тихом Пречистенском районе Москвы. Чем-то уютным и родным повеяло на меня от этого тихого переулка а от дома, куда мне предстояло войти, - может быть оттого, что находился он неподалеку от места, где я провел свои детские и гимназические годы.
Скромная писательская надстройка на старом московском доме была по тому времени высшей радостью, о какой могли мечтать многие наши писатели. И, главное, - маленькие, только что полученные квартирки Ильфа и Петрова были "отдельными". В крохотных своих кабинетиках писатели чувствовали, судя по всему, прилив творческих сил, их наконец посетило чувство устроенности и душевного уюта.
Книжные полки в квартире Петрова были завалены "Двенадцатью стульями" и "Золотыми теленками" чуть ли не на всех языках мира. Меня поразило тогда, как быстро приобрели наши молодые писатели мировую известность. Помню, что это было для меня неожиданно.
Пришел я в тот день именно в квартиру Петрова, и это было не случайно, потому что Евгений Петрович - человек живой и деятельный - как мне показалось, являл собою деловое и представительное начало содружества "Ильф и Петров".
С Евгением Петровичем и началась деловая беседа, касавшаяся организационной стороны нашего дела. А когда пришел Илья Арнольдович, мы занялись обсуждением и исправлением некоторых эпизодов сценария.
Поначалу мне почудилась в Ильфе какая-то сдержанность. Казалось, Петров захватил творческую инициативу, первенствовал в выдумке, смелее фантазировал, предлагая все новые и новые варианты. Ильф не проявлял такой активности. Но то ли в дальнейших встречах, то ли уже в конце первой, я понял, что писатели составляют одно нераздельное целое. Ильф неизменно направлял неуемную фантазию Петрова в нужное русло, отсекая все второстепенное и менее важное, а та необыкновенная тонкость, которую он привносил в их работу, и те мелочи, которые добавлял от себя, озаряли и обогащали необычайным светом задуманную сцену. Петров со своей стороны безоговорочно принимал великолепные поправки и добавления Ильфа и сам вдохновлялся этими находками в новых порывах своей фантазии. Мне нравилось, что работа шла непринужденно и быстро: целые сцены и очень существенные поправки в придуманных прежде сочинялись здесь же, при мне и режиссере, иногда приходившем со мной. А когда нам случалось с чем-то не согласиться, в добрых глазах Петрова появлялось выражение задумчивости, и, видимо осознав фальшь или искусственность сцены, он бросал взгляд на Ильфа. Чаще всего тот добродушно кивал головой, подтверждая справедливость критических наших замечаний, и тогда оба они дружно отказывались от своего предложения и с новым увлечением отдавались поискам нового варианта.